ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Родина, семья и характеристика Сирка.— Действия Сирка в пользу русского царя, гетмана Виговского и татар по реке Бугу.— Набег Сирка на город Чигорин и захват им скарба Брюховецкого.— Избрание гетмана Юрия Хмельницкого и участие в этом Сирка.— Действия запорожцев, воеводы Шереметьева и гетмана Хмельницкого против татар и поляков.— Поражение Шереметьева у Чуднова, измена Хмельницкого у Слободиш русскому царю и поход запорожцев в Венгерскую землю.— Наказный гетман Сомко и противник его полковник Золотаренко и кошевой Брюховецкий.— Верность царю со стороны Сирка и походы его по Бугу.— Посольство царя к запорожским козакам и поход кошевого Брюховецкого вниз по Днепру против татар.— Борьба Брюховецкого и Сомка из-за обладания гетманской булавой и обоюдные доносы в Москву.—Приказ царя об избрании настоящего гетмана и помеха в том через враждебные действия Хмельницкого.—Письмо запорожцев к Хмельницкому и удаление его в монастырь.— Правобережный гетман Тетеря и послание к нему запорожских козаков.— Возобновление борьбы Брюховецкого с Сомком и заискивания первого у запорожцев.— Черная, или Нежинская, рада 1663 года.— Избрание Брюховецкого и казнь Сомка.— Награда запорожским козакам.

Иван Дмитриевич Сирко, называемый у немцев Цирком, у русских Серком и Сериком, представлял собой колоссальную личность среди всех низовых козаков и во все время исторического существования Запорожья. Он был родом из Мерефы, козацкой слободы Слободской Украины, теперешней Харьковской губернии, в 24-х верстах от города Харькова [1]. О рождении Сирка предание говорит, что он явился на свет с зубами, и как только баба-повитуха поднесла его к столу, то он тот же час схватил со стола пирог с начинкой и съел его. Это было знамением того, что он весь век свой будет грызть врагов [2]. Но в каком году родился Сирко, кто были его родители, скольких лет он выступил на историческое поприще, — все это остается для нас совершенно неизвестным. Известно лишь то, что на родине, в слободе Мерефе, у Сирка были дома мельница и другое имущество [3]; была жена по имени Софья, "мучимая вельми от беса", привозимая своими родителями для исцеления в один из киевских печерских монастырей, но получившая его в Лубенском Мгарском монастыре от святителя патриарха Афанасия "и доселЪ (до 1671 года) пребывающая здрава" [4]. Известно также, что у Сирка было два зятя, один Иван Сербин, а другой Иван Артемов, первый "козакъ сей (лЪвой) стороны ДнЪпра", второй — козак Харьковского полка, оба жители слободы Мерефы [5]. Известно также, что у Сирка были брат [1] и сын [7], известные по имени. Сколько всех сыновей было у Сирка, — источники нигде того не указывают; только народная дума говорит, что у Сирка и его жены Сирчихи было два сына, Петр да Роман Сирченки. Первый погибший где-то за речкой Тором, у "трех зеленых байраков", второй, умерший дома на глазах матери [8]. Наконец, доподлинно известно, что Сирко был человек безграмотный и хотя историк Малой России Бантыш-Каменский приводит в числе факсимиле кошевых и факсимиле Сирка, но это одно из тех факсимиле, которое принадлежало писарю войска, а не самому Сирку [9].
И свои и чужие, и друзья и недруги — все одинаково отзывались о Сирке, как о человеке замечательных военных дарований. Польский король Ян III Собеский писал о нем: "Сирко — воинъ славный и въ ратном дЪлЪ большой промышленникъ" [10]. Украинские летописцы Самовидец, Грабянка, Величко называют его сильным, т. е. великим ватагом, славным кошевым атаманом, а малороссийские историки приравнивают его к Чингис-хану или Тамерлану. Татары называли Сирка Урус-шайтаном, т. е. русским чортом, а татарки-матери пугали его именем своих детей. Турецкий султан, постоянно тревожимый то набегами Сирка в Крым или в ногайские степи, то выходами в Черное море, издал, как говорят, фирман молиться в мечетях о погибели Сирка. Будучи в душе и на деле истинным христианином, Сирко всегда стоял и ратовал за православную веру, за свободу русского человека; оттого он постоянно, с особенным рвением, старался об освобождении из татарской и турецкой неволи возможно большего числа христиан, без различия того, будет ли то великоросс, малоросс, поляк или литовец: "Мы услышали въ твоемъ письмЪ,— писал Сирко своему недругу гетману Самойловичу,— непотребное увЪщаніе, дабы отъ подданства нашего христіанскаго монарха не отрывались, — но сего отъ насъ никогда не будетъ... Живучи подлЪ кочевищъ (мусульманскихъ), мы здЪсь беспрестанно бьемся съ непріятелемъ креста святаго... За вЪру православную заставляясь и славу бессмертную тЪм себЪ заробляя, мы перси свои кровью непріятельскою обагряемъ" [11].
В другой раз Сирко писал брату Самойловича: "Богъ свидътель моей души, что я никогда не ходилъ на Украйну съ тЪм, чтобы разорять отчизну мою; не хвалясь, истину говорю, что всЪ мои заботы и старанія направлены на то, чтобы сдЪлать вредъ нашимъ всегдашнимъ непріятелямъ, бусурманамъ и теперь, на старости лЪт, я думаю не объ однихъ воинскихъ подвигахъ, но также и о томъ, чтобы до послЪднихъ дней моихъ стоять противъ тЪхъ же давнихъ непріятелей нашихъ" [12].
Дело православной церкви, ее внешний строй и внутреннее благочиние всегда занимали Сирка даже в самое тревожное для него время; так, в 1676 году, когда он занят был и делом о "преклонении" Дорошенка к русскому царю, и пререканиями с гетманом Самойловичем, и отпиской в Москву, и походами на Крым, и заботами об ограждении Сичи против турок, он находил время писать в Киев, в Межигорскую Спасо-Преображенскую обитель, письма, в которых просил игумена монастыря прислать в сичевую церковь хорошего и достойного уставщика и извещал о посылке части войсковых доходов в святую обитель, где благочестивые старцы возносили святые молитвы о запорожцах и покоили в своей "шпитали" раненых козаков [13].
Проводя всю свою жизнь на войне, Сирко вместе с тем отличался великодушием и редким бескорыстием, и потому никогда не преследовал слабого врага, а после войны никогда не брал на себя военной добычи. На войне он был беззаветно храбр и удивительно изобретателен; он умел с десятками козаков разбивать сотни врагов, а с сотнями молодцов побеждать тысячи неприятелей. Имя его, как предводителя, окружено было ореолом полной непобедимости, и потому враги боялись его пуще огня, пуще бури, пуще язвы моровой. Горше всех доставалось от Сирка врагам Христовой веры: мусульман Сирко ненавидел всею своею козацкой душой и всем своим "щирым" козацким сердцем. У запорожцев было верование, что чем больше кто убьет "бусурменов", тем вернее он войдет в царство божье; у Сирка эта вера сильнее, чем в другом ком, сказывалась.
И по характеру, и по всем своим действиям Сирко представлял собой тип истинного запорожца. Он был храбр, отважен, страстен, не всегда постоянен, не всегда верен своим союзникам; он любил по временам погулять и сильно подвыпить и во хмелю показать свой козацкий задор; он склонен был минутно увлечься новой мыслью, новым предприятием, чтобы потом отказаться от собственной затеи и придти к совершенно противоположному решению. То он был на стороне московского царя, то на стороне польского короля, то он поддерживал Дорошенка, то становился на сторону его врагов, Суховия и Ханенка, то выступал против последних двух и снова защищал Дорошенка, то помогал он русскому царю против турецкого султана и крымского хана, и шел против царя заодно с султаном и крымским ханом. "Нужда законъ зминяє", — часто говорил Сирко и, очевидно, действовал сообразно своей любимой пословице.
Само собой разумеется, что на переходы Сирка от русского царя к польскому королю и обратно от польского короля к русскому царю нельзя смотреть как на измену одному и верность другому: Сирко и все запорожское козачество хотя и признавали над собой протекцию русского царя со времени Богдана Хмельницкого, во все еще, по старой традиции, считали себя людьми вольными и ни от кого независимыми, — людьми, которые считали за собой право решать вопросы о мире и розмире с соседними царствами и входить в сношения с близкими и дальними царями и властелинами.
По всему этому Сирко был типичнейшей личностью, воплотившей в себя характернейшие черты и особенности тех, кто именовал себя запорожскими козаками, славными "низовыми лыцарями", Оттого запорожцы и любили Сирка; восемь лет подряд они выбирали его своим кошевым атаманом, и хотя очень часто и лишали этого звания его, но потом снова обращались к нему, как "притоманные дети к могучему орлу". Запорожцы говорили, что равного Сирку в целом мире не было, — сам Бог открыл ему это: "Сирко не только побеждал людей, он побеждал нечистых чертей. Речка Чортомлык, где стояла Сичь Сирка, оттого и называется так, что в ней был убит Сирком плескавшийся в ней чорт; он только млыкнул (мелькнул) вверх ногами, когда Сирко луснул его из пистоля" [14].
Сколько известно из документальных данных, Сирко впервые выступил на историческую сцену сначала в звании полковника и кошевого запорожских козаков, и с тех пор в течение 26 лет, с 1654 по 1680, фигурировал между запорожскими и украинскими козаками, составляя, так сказать, главный фокус своего времени во всем Запорожье и в целой Украйне. В качестве кошевого и полковника козаков Сирко сносился с русским царем, польским королем, турецким султаном, крымским ханом и молдавским господарем и нередко завязывал в Сичи такие узлы событий, которые потом приходилось развязывать в Москве и Варшаве, Бахчисарае и Константинополе. Сражаясь то с татарами и турками, то с поляками и с волохами, то с русскими и украинцами, Сирко за все время своей исторической жизни принимал участие в пятидесяти пяти битвах и везде, кроме единственного случая, выходил победителем, не считая множества мелких стычек и отдельных схваток с врагами, не занесенных на страницы летописей и не стоивших, разумеется, никаких усилий Сирку, для того, чтобы обратить исход их в пользу свою.
Вся деятельность Сирка совпадала с самым тяжелым для Украйны временем, когда она, отторгнувшись от Польши и не успев еще слиться с Россией, находилась в "шатании", не зная, куда ей "прихилить" свою голову, т.е. оставаться ли ей за русским царем, сойтись ли снова с польским королем, или же идти к турскому султану, неверному царю.
На первых порах история застает Сирка, как мы видели, в 1654 году в качестве противника Москвы. Но с 1654 года прошло пять лет, и Сирко стоял уже на стороне русского царя, против гетмана Ивана Виговского, сторонника польского короля.
Свою службу русскому царю Сирко объявил прежде всего тем, что отбил от города Киева, как было сказано, сторонника гетмана Виговского, полковника Тимоша. Этим он оказал огромную услугу киевскому воеводе Василию Борисовичу Шереметьеву. Но еще большие услуги стал оказывать Сирко русскому царю тогда, когда русско-козацкие войска, под начальством князя Алексея Трубецкого и наказного гетмана Ивана Беспалого, не устояв в борьбе с Виговским, поляками и их союзниками татарами, с 19 апреля по 27 июня 1659 года под Конотопом, сделали отступление в Путивль. Желая обессилить Виговского, Трубецкой и Беспалый стали писать Ивану Сирку, в Запорожье, чтобы он чинил промысел [15] над крымскими улусами и тем отвлек татар от союза с Виговским и поляками. И Сирко не остался глухим к просьбам Трубецкого и Беспалого. Августа 17 дня Иван Беспалый, отправляя из Путивля своих посланцев к царю, велел им сообщить государю, что Иван Сирко, выйдя на лодках из Запорожья с большим войском, проплыл вверх по Бугу до города Уманя, против Уманя выгребся на сушу, прибрал к себе много войска, разгромил татарские улусы и открыл войну на Виговского, "а нынЪ сталъ на рЪкЪ БугЪ съ, войскомъ, на Андреевскомъ островЪ, и тамъ ожидаетъ милости великаго государя, а надъ непріятелями изменниками государевыми промыслъ и нынЪ, чинить". В награду за подвиги Сирка царь грамотой декабря 14 дня приказал киевскому воеводе Василию Борисовичу Шереметьеву выдать полковнику Сирку двести золотых да соболей на триста рублей [16]. Одновременно с Сирком действовал против татар и молодой Юрий Хмельницкий: собрав отряд запорожцев, он ходил под Крым, разгромил там четыре ногайских улуса и, захватив несколько пленников, возвратился назад, грозя хану и гетману вновь пойти на татар, если хан не отпустит из Крыма прежнего козацкого полона [17].
Сколько времени Сирко и запорожцы оставались на острове Андреевском, в точности неизвестно; но в начале октября он был в Переяславе при избрании нового гетмана вместо изгнанного Ивана Виговского. В избрании нового гетмана особенно старался свойственник умершего гетмана Богдана Хмельницкого Яким Сомко [18]. В надежде получить гетманскую булаву в собственные руки Яким Сомко усердно хлопотал о собрании черной ("черневой") рады, и когда она была собрана у местечка Германовки, то на ней Виговский объявлен был лишенным гетманского уряда, а вместо него выбран был гетманом Украины Юрий Хмельницкий. Юрий Хмельницкий уже давно хлопотал о возвращении себе гетманской булавы и, находясь в Киевской духовной академии на обучении, отправил от себя в Запорожье бывшего "подножку" своего отца и собственного слугу Ивана Брюховецкого с целью агитировать в свою пользу низовых козаков и через них добиться своих прав. Брюховецкий, явившись в Сичь, изложил жалобу от имени Хмельницкого на гетмана Виговского за то, что он обманным образом отнял у Юрия булаву, захватил войсковую казну, много сделал зла Украйне и в конце концов передался Польше. Запорожцы заслушали жалобу Юрия Хмельницкого и решили поддержать его в искании гетманской булавы. Прежде всего Сирко и запорожцы отправили в Чигирин козаков отобрать у Виговского булаву, бунчук, знамя и другие войсковые клейноты, на что Виговский согласился только с большим трудом, да и то часть из них унесши в Польшу [19]. Затем запорожцы и Сирко стали хлопотать о том, чтобы вместо Виговского избрать в гетманы Юрия Хмельницкого. Благодаря их стараниям Хмельницкий избран был на раде в Переяславе, октября 9 дня 1659 года, гетманом Украйны, в присутствии князя Алексея Трубецкого, боярина Бориса Шереметьева, князя Григория Ромодановского, думных дьяков Иллариона Лопухина и Федора Грибоедова. На раде Юрий Хмельницкий присягнул русскому царю, целовал крест и подписался собственной рукой. На том же присягнула и подписалась и козацкая старшина, а в числе ее и кальницкий полковник Иван Сирко, вместо которого, за его неграмотностью, "расписался Юрьи (sic) Хмельницкий" [20].
Тотчас после избрания в гетманы Юрий Хмельницкий, имея под рукой 5 000 человек запорожцев и Ивана Сирка, бросился к городу Чигирину, столице Виговского, и, не застав там самого гетмана, а лишь пехотный козацкий полк под командой Стефана Гуляницкого, полк тот сломил, полковника убил, вошел в Чигирин и Субботов, забрал там весь скарб гетмана Ивана и его брата Даниила Виговских, раньше того ушедших из Чигирина в город Хмельник Брацлавского полка, и, оставив ни с чем жену Ивана Виговского Елену Хмельницкую, ушел вон из Чигирина [21].
Приняв на себя звание гетмана, Юрий Хмельницкий должен был вместе с тем принять участие в борьбе России с Польшей, за обладание Малороссии, о которой поляки, по выражению летописца, сожалели, точно о золотом яблоке, и хотели во что бы то ни стало оторвать ее от московской державы, вновь присоединить к собственной короне.
В это время польский король Ян Казимир, успокоивши Польшу Оливским миром со стороны Швеции, с которой он перед тем вел упорную войну, и, заручившись союзом крымского хана, двинул огромное войско на Украйну. Крымский же хан, желая ослабить силы козаков, приказал перекопскому бею, Карач-бею, особо идти против запорожцев и удерживать их в Сичи [22]. Тогда гетман Юрий Хмельницкий, чтобы отвлечь внимание Карач-бея от Сичи, отправил своего посланца к донским козакам и через него просил донцов соединиться с частью запорожских козаков и чинить промысел над крымскими местами. Донцы извещены были о том же самом особыми грамотами и от царя, приказавшего им ссылаться с гетманом Хмельницким и запорожским кошевым Брюховецким, верно служившими царю в государских делах [23]. В самую же Сичу гетман послал черкасский и каневский полки в помощь козакам, но и у самих запорожцев было на ту пору около 10000 готовых к бою козаков да с Сирком охотников около 5000 человек. Кроме того, особо от гетмана, отправил в Сичь, по письму запорожцев, две пушки да бочку пороху нежинский полковник Василий Золотаренко для промысла над крымскими городами, которые поставлены на Днепре.
Получив запасы, одни из козаков, под начальством Ивана Сирка, перед пасхой 1660 года ходили из Запорожья под Очаков, вырубили в нем посад и взяли много людей в плен; другие ходили под город Ослам (Арслань), крепость его взяли, жителей частью изрубили, частью забрали в плен и пленных продавали потом в Переяславе и других украинских городах [24].
Сам Юрий Хмельницкий должен был действовать против неприятелей московского царя на Украйне.
В конце августа месяца того же года навстречу полякам и крымцам двинулся из Киева на Волынь воевода Борис Васильевич Шереметьев с огромным войском. За Шереметьевым двигался и Хмельницкий. Но этот поход окончился самым неожиданным образом: Шереметьев потерпел сильное поражение у Чуднова, был взят в плен татарами и уведен потом в Крым, где томился в неволе целых 20 лет; а Хмельницкий, не успевший подать помощи воеводе, был осажден у Слободищ, и, потерявшись от страха, отдался королю, изъявив согласие возобновить Гадячский договор.
После разгрома русских у Чуднова хан с главной массой своего войска повернул на Крым, но несколько десятков тысяч его татар, не удовольствовавшихся взятой добычей, без ведома хана бросились за Чуднов, и набрав там много добычи и невольников, стали возвращаться назад. В это время навстречу татарам двигался, с кошевым атаманом Суховием во главе, восьмитысячный отряд запорожских козаков, также шедший в помощь воеводе Шереметьеву. Встретив неожиданно в поле татар, запорожцы внезапно ударили на орду, разбили и разогнали ее во все стороны, христианских невольников освободили, добычу взяли и подуванили между собой. Узнав от взятых языков о поражении Шереметьева, запорожцы внезапно изменили свой маршрут и, вспомнивши о поражении в 1653 году за речкой Телезиной венграми Тимофея Хмельницкого, сражавшегося за своего тестя молдавского господаря, быстро ударились в венгерскую землю, разгромили там шесть знатных городов, взяли множество всякой добычи и потом счастливо возвратились в Сичь. Одновременно с походом Суховия действовал и Сирко: он с другой частью запорожцев ворвался в Крым и опустошил его [25].
Вместо изменившего русскому царю гетмана Юрия Хмельницкого явились новые претенденты на гетманскую булаву, переяславский полковник Яким Сомко и нежинский полковник Василий Золотаренко. Последний, однако, не имел таких шансов, как первый, состоявший в свойстве с Богданом Хмельницким, и потому в 1660 году на раде в Козельце наказным гетманом объявлен был Яким Сомко, знатный и богатый козак, переяславский купец [26]. Но вслед за Сомком выступил третий искатель гетманства, Иван Брюховецкий, тот самый, который послан был Юрием Хмельницким в Запорожье с жалобой на Виговского. Сделав свое дело, Брюховецкий не вернулся к Хмельницкому, а остался в Сичи и, так как он отличался в высшей степени качествами человека вкрадчивого, хитрого и пронырливого, то скоро овладел симпатиями запорожцев и сделался в Сичи кошевым атаманом. Но атаманская булава не была конечною целью такого честолюбца, каким был Брюховецкий: ему страстно хотелось завладеть булавой гетмана, и он начал действовать, но действовать крайне осторожно и как бы вовсе не себе в руку. В качестве кошевого атамана Брюховецкий ездил в Москву скоро после измены Юрия Хмельницкого и там успел набросать тень подозрения на наказного гетмана Якима Сомка, как дядю Юрия: "Яким Сомко царскому величеству верен ли, про то я не знаю, а гетману Юрию Хмельницкому он дядя родной; только ему, Сомку, недруг Иван Виговский, и прежде он от Виговского отбегал и жил на Дону, а в войске при нем жить не смел" [27].
Действуя крайне осторожно, Брюховецкий больше всего подчеркивал измену Хмельницкого, что было на устах и у запорожских козаков и против чего особенно возмущался знаменитый вождь Иван Сирко. Сирко, лишь только узнал об измене Хмельницкого, немедленно прервал с ним дружеские сношения и начал действовать во вред ему. Апреля 30 дня 1661 года посланцы наказного гетмана Якима Сомка, выехавшие из Переяслава апреля 9 дня, сообщали в Москву, что Сирко находится в Запорожье, верно служит государю и во всем согласен с Якимом Сомком и Василием Золотаренком; что он посылал своих посланцев к Юрию Хмельницкому с листом, а в листу писал, что от царского величества никогда не отступит, а Хмельницкий, продержав тех посланцев в тюрьме, отпустил их назад к Сирку [28]. Мая 15 дня, сообщали в Москве, что Иван Сирко, вышел из Сичи, был в Торговице, а потом, оставив Торговицу, пошел для добычи на Буг и расположился на Андреевском острове, "гдЪ стоить съ своимъ войскомъ для приходу татарскаго; а Садцкій [29] атаманъ стоитъ въ Запорогахъ, в СЪчЪ, съ большимъ запорожскимъ войскомъ и съ СЪрикомъ они сходятся для порядку о всякихъ воинскихъ делахъ, но ни къ кому не преклоняются, ни къ государевой сторонЪ, ни к польскому королю" [30].
В Москве после страшного поражения боярина Василия Шереметьева под Чудновым, сильно были озабочены борьбой с поляками и их союзниками, татарами и, желая узнать настроение массы на Украине и мысли наказного гетмана Якима Сомка, отправили, в половине августа 1661 года, к последнему из приказа тайных дел подъячего Юрия Никифорова. Большую надежду Москва возлагала в этом случае на запорожцев и двух деятелей между ними, Ивана Брюховецкого и Ивана Сирка. Но между Сомком и Брюховецким уже легла черная тень, и Сомко, как ни был осторожен Брюховецкий, понял тайные желания и замыслы его: "О промыслЪ надъ татарами и о задержаши, чтобъ не пропустить ихъ черезъ Запороги для войны въ украинные и черкасскіе города великаго государя, онъ, наказной гетманъ, станетъ писать СЪрку, а Брюховецкому о томъ писать не станетъ, потому что лучше о томъ писать к СЪрку, а не къ Брюховецкому" [31]. Высказав то, что таилось у него на душе, Сомко вслед за тем стал высказывать и свое мнение о том, как избежать беды от татар: "А хана крымскаго в Крыму удержать тЪмъ, что на Запорожьъ построить городки и въ нихъ послать великаго государя ратных людей 10000 да пушки, и Запорожье будетъ крЪпко, а его государевымъ людямъ въ заднЪпровскихъ городахъ быть безопасно" [32].
Каковы бы ни были отношения между Сомком и Брюховецким, но запорожцы твердо стояли за московского царя. Желая показать не только словом, но и самим делом усердие к Москве, Брюховецкий, в звании кошевого гетмана, как он сам себя называл, спустился вниз по Днепру и дошел до козацкого табора на урочище Кара-Тебене, в 8 милях от Сичи, откуда сентября 14 дня писал письмо полковнику Григорию Косагову, начальнику московских ратных людей, присланных на Украину в помощь запорожским козакам против татар. В этом письме Брюховецкий, называя Косагова возлюбленным другом, себя же подножьем престола его царского пресветлого величества, извещал, что когда он прибыл в Кара-Тебень и встретил там низовые войска, то они приняли с благодарностью и царское жалованье и самого кошевого гетмана; вместе с тем этим Брюховецкий извещал Косагова о том, что к козакам прибыли калмыки, которые сильно беспокоят татар, а сами татары и турки, в том числе 6000 человек, по приказанию Хмельницкого, явились с пушками на Тавань и начали строить город там. "Торопи, милость твоя, охочихъ людей, чтобы они поспешали какъ для добычи, такъ и для очищенія прямой государевой земли, а самъ будь остороженъ отъ тамошнихъ жильцовъ, потому что между ними немало такихъ, которые, находясь между вами, посылаютъ, извЪты въ Чигиринъ, о чемъ тебЪ следуетъ знать. Сацко, посыпанный княземъ Григоріем Григорьевичемъ Ромодановскимъ съ грамотами на Запорожье, сосланъ былъ Хмельницкимъ къ королю, а теперь, получивши свободу, онъ говорилъ мнЪ, что у васъ часто бываютъ, переодъвшись въ нищенское платье, съ той стороны Днепра лазутчики, и нынЪ, какъ говорятъ, два такихъ находятся на этой сторонЪ, только неизвестно, въ каком городе... Писалъ твоя милость ко мнЪ о какихъ-то краденыхъ лошадяхъ, о чемъ я решительно ничего не знаю и что крайне обидно было для меня, такъ какъ ты, не обинуясь, приписываешь то мнЪ, к чему я никогда не привыкалъ и въ чемъ меня никто, кромЪ врага моего, не укорялъ; однако, для очистки совЪсти, я велЪлъ сделать розыск по всему табору, но такихъ лошадей нигдЪ не нашлось. Есть только два пришлыхъ человека литаврщикъ да пушкарь, но, не имЪя надежныхъ людей, с которыми можно было бы ихъ къ тебЪ отослать, и опасаясь, чтобы они не убЪжали съ пути, я оставил их при себъ, а надобности въ нихъ нЪтъ, и если Богъ дастъ хорошій случай, не замедлю прислать къ тебЪ. А какъ я словесно просилъ о моихъ Горошкинскихъ мельницахъ, такъ и теперь черезъ настоящее письмо прошу, будь милостивъ, когда придетъ борошно, отсылай хотя на Кодакъ, потому что, кончая свое, мы имЪем в нем надобность". Заканчивая свое письмо, Брюховецкий ввернул слово против Якима Сомка, говоря, что "лукавая его измЪна извЪстна на ЗапорожьЪ и какова его правда въ отношеніи Москвы, то явно всЪм" [33].
Говоря об измене Сомка, Брюховецкий в данном случае не имел на то ровно никаких положительных оснований, а лишь высказывал свое страстное желание занять место Сомка. Видимо, Брюховецкий успел настроить на враждебный тон в отношении Сомка и Ивана Сирка. Так, марта около 20 дня 1662 года, Сирко с Сашком Туровцом и полковниками низового войска с Коша над Кисловкою послал письмо Сомку в ответ на какой-то его лист и просил его прекратить присылку подобных листов, которые доставили Сирку много хлопот и едва не были причиной казни над ним со стороны поспольства; вместе с тем объявлял ему, что его измена и лукавство стали явны всему войску; укорял его в том, что Сомко заодно со своим кривоприсяжным сестринцем (племянником по сестре) Юрием Хмельницким облудно служит Богу и пресветлому царскому величеству; сравнивал его с Виговским, с которым он и породнился, и его духом заразился и, подобно ему, с чертовским шляхетством лядским повсюду бегает, добывая себе на сейме и титулы и маетности; поставлял ему на вид незаконность его избрания в гетманы (не столько от войска, сколько от кривоприсяжца сестринца своего) и советовал ему, помня, какая бывает расплата с такими гетманами, как он, отказаться от своего звания; напоминает ему, как он некогда на Дону вином шинковал, а теперь людей в городах хулит и залоги на переправах расставляет для вреда и убытка государств: "Пролитіе неповинной крови, въ которой вы по шею бродите, даромъ вамъ не пройдетъ и, когда Господь дастъ возможность войску соединиться, то тогда откроется дума (рада) черныхъ людей" [34].
В таком же роде писал о Сомке и Иван Брюховецкий из того же Коша над Кисловкой Мстиславскому епискому Мефодию, блюстителю Киевской митрополии, бывшему нежинскому протопопу Максиму Филимонову. Называя Сомка бунтовщиком и настоящим обманщиком, который пуще цыгана морочит людей, Брюховецкий высказывал готовность крепко держаться его царского величества, посылать похвалы по адресу князя Григория Ромодановского, просил упомянуть о нем, когда его "святыня" будет писать его царскому величеству, а в заключение сообщал об осаде крепости Кодака, но не надеялся, чтобы люди его додержали эту осаду. [35]
Клевеща и взводя всякие вины на Сомка, Брюховецкий не оставлял в покое и другого претендента на гетманскую булаву, нежинского полковника Василия Золотаренка. Отправляя другое письмо к тому же епископу Мефодию, Брюховецкий распространился и о Васюте Золотаренке, который напрасно хочет "вылгать булаву у его царского величества" и, не имея разума, а также завидуя запорожской луговой саламате, хочет быть гетманом, чем он и подобные ему только губят неповинные души, пустошат землю и обманывают его царское величество. "Добро было бы, чтобъ ваша святыня о том до его царского величества изволилъ написать и меня объ этомъ известить, а я бы войско о томъ оповЪстилъ" [36].
Не довольствуясь и этим, Брюховецкий, в качестве гетмана и кошевого, очевидно, подбил и самих запорожцев написать письмо городовой черни и всему войску с тем, чтобы они не верили никаким изменникам, не слушали их напрасных "прелестных" листов и не принимали бы обещанных ими вольностей, а всего лучше соединились бы заодно с запорожцами, отчего была бы польза обеим сторонам; если же не захотят соединиться, то будет одна гибель для душ их от проклятого шляхетства лядского: "ВЪдайте хорошо о томъ, что вамъ чернякамъ того шляхетства не надобно, просимъ только вашихъ милостей Бога не гневить и враговъ не тЪшить. Знайте хорошо, ваша милость, что ляхи приходятъ къ намъ не для помощи, а для пагубы; а татары для того, чтобы и остатокъ хрястіанъ вывести къ себЪ, коимъ, дай Богъ, тЪмъ же хлЪбомъ отплатить. Но и тЪ уже, слыша лихо и пагубу свою, желаютъ мира съ нами, потому что къ намъ приближаются калмыки, астраханцы, башкиры, черкесы и донцы; соединившись съ этими союзниками, мы, дастъ Богъ съ его помощью учинимъ такой промыселъ, что вынесемъ вонъ тотъ мечъ съ Украйны на ляховъ, которым, подобно Содому и Гоморру, уже объявлена судомъ божіимъ пагуба" [37].
Борясь с мнимым врагом царя, Якимом Сомком, запорожцы боролись и с действительным: всю весну 1662 года они простояли Кошем ниже своей Сичи на ветке Кисловке, левого притока Белогородчихи, впадающей в Днепр ниже Скарбной Колотовской [38], и в половине апреля того же года отправили через Путивль в Москву 34 человека посланцев с полковником Федором Гавриловым во главе, с письмами от гетмана кошевого Ивана Брюховецкого, со взятыми в плен тремя татарскими языками и с несколькими верблюдами [39].
В Москве очень довольны были поведением запорожцев и не жалели подарков на раздачу им, посылая их как на Запорожье за военные подвиги, так и на Украйну на имя епископа Мефодия для раздачи приезжавшим к нему со всех сторон из городов и из Запорожья от наказного гетмана, полковников, старшин и козаков "для великихъ дЪлъ" [40].
А дела эти точно были велики: шел вопрос о выборе настоящего, а не наказного гетмана Украйны; явными претендентами были по-прежнему Яким Сомко и Василий Золотаренко; тайным искателем гетманской булавы был Иван Брюховецкий. Мая 13 дня царь особой грамотой предписал воеводе и наместнику Белгорода, князю Григорию Ромодановскому, идти с русскими ратными людьми в черкасский город Переяслав и там содействовать избранию гетмана; тому же Ромодановскому приказано было пригласить в Переяслав на полковую раду епископа Мефодия, Якима Сомка, Василия Золотаренка, а кроме того отправить нарочных посыльщиков в Запороги к кошевому гетману Ивану Брюховецкому, к старшине и ко всему на Кошу войску, чтобы и они были "на ту полную раду обранья гетманскаго" [41].
Сомко видел, какая туча надвигается против него и стал брать с своей стороны разные меры. С одной стороны он написал письмо к царю, доказывая в нем свою верную службу к нему, с другой стороны соглашался с проектом полтавского козака Бувайла, и асаула Якима, предлагавших гетману на раде, во время ярмарки, послать их на залогу в Переволочну, дать в помощь людям, там находящимся, плоты и запретить пропуск запасов на Запорожье, или же совсем сжечь челны и плоты, заготовленные у козаков по царскому указу [42].
Брюховецкий воспользовался этим обстоятельством, написал царю, что Сомко изменник царскому величеству, потому что он приказал сжечь суда, которыми царь пожаловал войско низовое, и уступил татарам город Кодак [43].
Определенная царем войсковая рада не состоялась, однако, к означенному времени, чему помешали как сами полковники и старшина козаков украинских, уклонявшихся от рады, так и воинственные действия правобережного гетмана Юрия Хмельницкого. Хмельницкий, объявивший себя противником московского царя, сосредоточил вокруг себя сильное ополчение из козаков, поляков и татар и стал действовать против князя Ромодановского и Сомка под Переяславом, Кременчугом, Каневом, Бужином и Крыловом и успел нанести несколько поражений великороссийским ратникам и украинским войскам. Во время этой войны Хмельницкий лишил уряда всех своих прежних полковников, не желавших идти к польскому королю, и назначил новых. Тогда низложенные полковники, чувствуя негодование к Хмельниченку, собрались на тайный совет и написали пространное письмо в Сичь. В этом письме они изложили все планы Хмельницкого и просили запорожцев совета для вспоможения упадающей от суетных честолюбцев отчизны. Действия Хмельницкого вызвали страшное негодование со стороны запорожских козаков, и они, собравшись на раду, написали ему, не стесняясь в выражениях, от имени кошевого атамана Ивана Beличка-Босовского, письмо, титулуя Хмельниченка вместо "ясновельможнаго" "явнобезбожным" гетманом.
"Еще въ прошломъ году намъ, войску низовому запорожскому стало известно, что ваша мосць, впавши въ канЪкулу ("канЪкула" — бешенство от слова "canis"— собака) и не стараясь отъ него излЪчиться совЪтами доброжелательныхъ пріятелей, глубоко окунулся въ душепагубное озеро грЪховное, когда для гетманской власти съ дядькомъ своимъ, подобнымъ тебЪ властолюбцемъ, поднялъ войну и нещадное нашей братіи кровопролитіе. Мы по настоящее время о томъ молчали, надЪясь, что ты прідешь въ свой умъ и покаешься во всемъ, что безумно натворилъ. Однако, въ этой надеждЪ мы обманулись и, напротивъ того, теперь получили достоверное и несомненное извъстіе о твоемъ неизлЪчимомъ бЪшенствЪ, вслЪдствіе котораго не только ты самъ подклонился подъ державу лядскую, отступивши отъ православного монарха своего россійскаго, но и насильственно стараешься втянуть въ ту же схизматическую область и ярмо отцовъ и всЪхъ братьевъ нашихъ, малороссіянъ; проливши множество крови человЪческой уже въ теченіе сего лЪта, ты готовишься на новое пролитіе крови, не считая тЪхъ, которые, вслЪдствю твоего безбожнаго почина, не устоявъ въ военной битвЪ московскимъ силамъ и своей козацкой братіи противъ Канева, всЪ бедственно должны были погрузиться въ днЪпровскихъ глубинахъ и навЪки прекратить страданія настоящей жизни. Ты насильно влечешь себя и нашу братію въ ту лядскую душевредную лигу, отъ которой насъ, войско запорожское, и всю обездоленную и злосчастную Украйну отецъ твой, добре памятный и мужественный Богдан Хмельницкій, военнымъ оружіемъ и богатырскимъ сердцемъ отсЪкся и со всею Малою Россіей, милою отчизною нашей, вольнымъ, при помощи божіей, учинился. Пробуждаемые твоими черезчуръ несправедливыми затЪями и намЪренмми и наставшими черезъ тебя отчизнЪ нашей украинской разореніями, мы, все низовое войско запорожское, пишемъ тебЪ и предлагаемъ принять для излъченія твоей болъзни лЪкарство, а именно: снова поклониться подъ руку православнаго московскаго монарха, его царскаго пресвЪтлаго величества, АлексЪя Михайловича, ласковаго и милостиваго пана, и испросить у него за вины твои отеческого прощенія, въ чемъ и мы обЪщаемся помогги тебЪ и черезъ что надЪемся выпросить у его величества все желаемое отчизнЪ нашей, зная его благосердную и отеческую къ намъ милость. Перестань склоняться и нашу братію за собой тянуть под лядскую руку и съ Сомкомъ, дядькомъ твоимъ, междоусобное кровопролитіе и разореніе в отчизнЪ нашей производить. А если этихъ трехъ условій, какъ истинное средство для уврачеванія твоего недуга, ты не пожелаешь принять и совЪта нашего не послушаешь, то уже не ожидай отъ насъ никакой пріязни и доброжелательства, напротивъ того, надЪйся отъ насъ кончины живота своего и не спи беспечно въ чигиринскомъ домЪ своемъ, потому что мы уже досыта натерпЪлись жалостнымъ сердцемъ въ теченіе трехъ лЪт отъ твоего губительного управленія. ВЪрь намъ и хорошо знай, что полякъ и чернецъ Кознодея подбили и прельстили тебя не на добро тебЪ, а на гибель, чего они и намъ всЪм желаютъ. Если ты послушаешь насъ, как и отецъ твой, добрый нашъ вождь, слушалъ и всегда съ нами словесно и письменно совЪщался и никогда, до кончины своей, на радЪ нашей не ссорился, то получишь чрезъ то и временную и вЪчную прибыль. Не забудь къ тому же и того, что мы, войско низовое запорожское, скоро поднимемся на тебя, а вмЪстЪ съ нами встанутъ и всЪ обабочные украинцы, наша братія, и премногіе другіе пожелаютъ отомстить тебЪ за обиды и разоренія. Въ какой часъ и с