ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Посольство Сирка к Дорошенку и Самойловичу с предложением действовать сообща против врагов христовой веры.— Заключение гетманом Самойловичем посланцев Сирка Яремы Кваши и Грицька Оглобли в тюрьму.— Письма Сирка к брату гетмана, священнику Тимофею Самойловичу и боярину Григорию Ромоданавскому по этому поводу.— Прибытие запорожских посланцев в Москву по делу о самозванце.— Грамота царя Сирку о выдаче самозванца.— Отправка самозванца в Москву, казнь его и пожалование царем Сирка.— Дело об Иване Мазепе.— Исповедь Мазепы в Москве и показания его о Сирке и Дорошенке.— Новая гроза для Украйны от нашествия турок и татар.— Движения Сирка за Буг и заднепровскую Украйну.— Вторжение турок в Подолию и взятие ими Лодыжина и Уманя.— Походы крымского хана в Левобережную Украйну.— Возвращение Сирка в Сичу.

Отправив Василия Чадуева и Семена Щоголева из Сичи, кошевой атаман Иван Сирко, вслед за этим, отправил в Чигирин войскового товарища Стефана Белого с 25 товарищами к гетману Дорошенку. Цель этого посольства раскрывается в письме войскового судьи Стефана Белого, писаном апреля 7 дня 1674 года из города Чигирина на имя знатного запорожца Григория Пелеха с товарищами, находившегося под регементом Самойловича. Письмо это передано было посланцем Белого не Пелеху, а городовому козаку Дубяге и от Дубяги попало в руки Самойловича. В нем было сказано, что Белый и его товарищи присланы в Чигирин к Дорошенку по воле кошевого атамана Ивана Сирка и войска запорожского низового; в Чигирине они должны были сказать, что кошевой и все войско запорожское на общей раде постановили быть в единомыслии и в братолюбном совете с господином гетманом Петром Дорошенком для того, чтобы и между украинским войском, и между всеми украинскими городами никакого не было замешанья и кроворазлития. Поэтому, Белый советовал Пелеху прекратить загоны под городами, оставаться в полном спокойствии и не препятствовать всем желающим идти в Чигирин к гетману или к своим родичам, чтобы тем сохранить в целости весь свой народ в случае прихода общего неприятеля, врага православной веры и козацких вольностей. Прочитав и "выразумев" все изложенное в письме Стефана Белого, гетман Иван Самойлович немедленно отправил это письмо в Москву. Царь отвечал гетману грамотой, в которой писал, что о ссылке Сирка с Дорошенком ему по гетманскому письму теперь все известно; известно также и то, что в Москву едут посланцы Сирка из Сичи, а когда они придут в Москву и когда объявят о своих делах в приказе Малой России, тогда обо всем том царь прикажет известить гетмана [1].
Вслед за посланцами, отправленными к гетману Дорошенку, Сирко отправил посланцев к Самойловичу. И здесь целью посольства было то, чтобы соединиться всеми силами и действовать сообща против грозных врагов. Но гетман Самойлович, едва успели прибыть к нему посланные из Сичи козаки, приказал заключить их в тюрьму и никуда не выпускать, а потом, согласно царскому указу, "жестоко приказалъ не дерзать никому въ Запороги идти и хлЪбныхъ запасовъ провожать туда" [2]. Узнав об этом, Сирко написал два просительных письма,— одно от 23 мая к священнику Тимофею Самойловичу; другое, от 28 мая, к князю Григорию Григорьевичу Ромодановскому, воеводе белгородскому. Обоих Сирко просил подействовать на гетмана, чтобы он, дав свободу запорожским посланцам, вернул их назад в Сичу [3] и не считал бы запорожцев своими врагами: "Князю Григорио Григорьевичу Ромодановскому, благодетелю, нижайшее поклоненіе препосылаемъ и увЪдомляемъ, что я кошевой и все войско запорожское, по обЪщанію нашему, желаемъ вЪрно служить великому государю, пока свЪтъ будетъ свЪтить. Только сомнЪніе насъ беретъ и помехой нашимъ намЪреніямъ служить то, что нашихъ пословъ Ярема Квашу и Грицька Оглоблю уже нЪсколько десятковъ недЪль держатъ въ неволЪ, томятъ въ заключеніи и никакихъ полезныхъ намъ вЪстей о томъ, какъ бы мы могли противостать противъ давняго и общаго нашего непріятеля, знать не даютъ, отчего духовный врагъ и плевосЪятель, радуясь тому, начинаетъ между нами вражду распространять. Желая предотвратить эту вражду, хотЪли мы къ вашей княжей милости, ради вЪрности нашей, посланцевъ нашихъ, товарищей войсковыхъ Лукьяна Нужного и Михаила Креву, послать; черезъ этихъ посланцевъ представивъ вамъ по истинной правдЪ, что служба наша его царскому величеству вЪрна и веотмЪнна, мы имЪли сказать, что чинить промысловъ надъ бусурманами не перестаемъ и много имЪем въ настоящее время пойманныхъ языковъ. Но только опасаемся послать ихъ, потому что не въ честь это приходитъ намъ. А что тЪ языки сказали намъ на словахъ, объявляемъ вамъ, чта крымскій ханъ съ ордами имЪлъ выйти изъ Крыма съ наступленіемъ настоящаго мЪсяца, при ДорошенкЪ же орды, по словамъ нашихъ пословъ, не больше 1000 или 1500. И хотя посылали мы пословъ къ Дорошенку, но дЪлали это не для пагубы народа, а изъ желанія соединить и привести всЪхъ подъ высокодержавную и крЪпкую руку его царскаго пресвЪтлаго величества; что же касается того слуха, будто мы хотЪли мировую устроить съ крымцами, то это чистый вымыселъ. Просимъ вашу княжую милость всЪмъ тЪмъ словамъ не вЪрить. ИзвЪщаемъ васъ, что мы, для освобожденія нашихъ христіанскихъ невольниковъ, желаемъ обмЪнъ полоняниковъ сдЪлать. Бью челомъ вашей княжей милости, моему благодЪтелю, что въ моемъ домЪ имЪется турскій и татарскій полонъ; позволь мнЪ взять ихъ на откупъ для обмЪна кровныхъ моихъ и изъ неволи тяжкой вызволить, также и посланцевъ войсковыхъ, раньше да и теперь посланныхъ, изволь, благодЪтель мой, скорЪе с подлинными вЪстями, имЪющимися у васъ отпустить, чтобы мы, не имЪя никакого сомнЪню, могли стать противъ общаго нашего непріятеля, чего такъ усердно и желаемъ и хочемъ" [4].
Между тем, когда происходили эти переговоры с Дорошенком и Самойловичем, и шла жалоба Сирка Ромодановскому на Самойловича, в Москву прибыли мая 1 дня, 1674 года, запорожские посланцы Прокофий Семенов и его товарищи, числом 300 человек, по делу о пребывании в Сичи "царевича" [5]. Явившись в столицу, запорожские посланцы подали на имя царя лист, в котором Сирко со всем товариством, называя царя божьим помазанником, многомилостивым светом и войска запорожского дыханием, извещал, что в Сичи объявился какой-то "молодик", называющий себя царевичем Симеоном Алексеевичем, который, будто бы, от обиды, нанесенной ему матушкой-государыней, бежал из Москвы, долго скитался по России, а под конец приехал в Запорожье, где и сохраняется под строжайшим караулом и впредь будет сохраняться, до тех пор, пока войско не услышит царского слова, правда ли то, о чем рассказывает Симеон Алексеевич. Вместе с письмом Сирка посланцы кошевого подали и письмо самого "царевича", в котором он, называя себя Симеоном Алексеевичем, сыном царя Алексея Михайловича, благочестивым царевичем, бил челом государю на думных бояр за то, что они хотели его уморить, хотя и не успели в том, оттого он и теперь, желая идти к своему батюшке, не идет, чтобы на дороге какого зла не было; жаловался он и на царских послов Василия Чадуева и Семена Щоголева, которые хотели его из пищали застрелить; наконец, писал он царю и о том, что войско запорожское ему верно служит и просил пожаловать козаков тем, о чем они будут бить челом, для лучшего их промысла над бусурманами, потому что козаки не только в поле побеждали их, но водою прямо в землю неприятельскую приходили и там знатные победы одерживали.
На лист Ивана Сирка царь отвечал грамотой, в которой упрекал кошевого в том, что он презрел царскую милость и не исполнил своего обещания, дал вору и самозванцу печать и знамя, прежде приезда в Сичь царских послов не известил о нем в Москву, посылал священника и знатных козаков расспрашивать вора о его личности, без царского указа сносился с Дорошенком, напоминал Сирку о годе, дне смерти и месте погребения царевича Симеона Алексеевича и в заключение требовал, чтобы кошевой, сковав самозванца и его вождя Ивана Миюсску, прислал бы их, за крепким караулом в Москву, в залог чего царь оставлял в Москве посланцев кошевого и приказал удержать чайки (лодки), пушки, сукна и деньги в городе Севске, до присылки самозванца [6].
Получив царскую грамоту, Сирко немедленно известил боярина Григория Григорьевича Ромодановского о том, что человека, называющего себя сыном царя и великого князя, он отправляет, скованного железами, вместе с его шестью товарищами, в Москву, а вместе с тем шлет его царскому пресветлому величеству нижайший лист. В этом листе написано было следующее: "Человека, который именуется вашего величества сыном, мы за крепким караулом держали, честь не ему самому, а вашему царскому пресветлому величеству свету, нашему дыханию отдавали, потому что вашим прирожденном именуется; теперь, как верный слуга, отсылаю его к вашему величеству, желая свое обещание исполнить и верно до последних дней живота служить; с Дорошенком ссылался я, желая привести его на службу к вашему царскому величеству; смилуйся, великий государь, пожалуй нас всякими запасами довольными, как на Дону. Мы просили у гетмана Ивана Самойловича перевоза, Переволочной, но он не дал; просили же мы не для собирания пожитков, как иные выпрашивают, а на защиту веры христианской. Все поборы, которые с христиан на Украйне берут, вашему величеству не доносят, а нам и одного перевоза не дают".
Привезенный из Запорожья в Москву самозванец дал три показания и в первом из них объявил, что всех больше его принуждал принять "страшное" имя царевича кошевой атаман Иван Сирко, который хотел, собравшись, идти на московское государство и побить бояр. В остальных двух показаниях о Сирке он ни слова не сказал, а заявил, что воровству тому научил его Иван Миюсский, родом хохлач. О себе же самозванец сказал, что он подданный князя Димитрия Вишневецкого, сын варшавского мещанина, перешедшего в Варшаву из Лохвицы [7]; отца его звали Иваном Андреевым Воробьевым, а его самого — Семеном Ивановым. Концом всей истории Лжесимеона царевича была казнь его в Москве сентября 17 дня 1674 года на Красной площади в присутствии бояр и народа.
Как понимать поведение Сирка в отошении самозванца Лжесимеона? Трудно допустить, чтобы Сирко, человек опытный, дальновидный и проницательный, верил в подлинность происхождения лица, называвшего себя сыном Алексея Михайловича, и в искренность сплетенной им басни о бегстве из Москвы и скитальничестве по России. Скорее всего, надо думать, что Сирко разыграл в этом случае роль человека, убежденного в истинности царственного происхождения Лжесимеона,— такая роль полезна ему для того, чтобы держать Москву в своих руках и тем сохранять политическую независимость Запорожья от нее; может быть, к этому присоединилась и месть за ссылку в Сибирь, в чем Сирко и проговорился во хмелю и о чем он никогда не мог забыть до последних дней жизни своей. Так или иначе, но свою роль Сирко разыграл настолько искусно, что заставил верить в царевича и всю массу запорожского войска. Вера эта сказывалась в том, что все запорожцы, до единого, готовы были идти за царевича и в огонь, и в воду, ни за что не хотели отдать его письма боярам, а решили отвезти его прямо к царю и, наконец, нигде, ни в официальном, ни в частном разговоре, не называли его ни беглецом, ни самозванцем; даже зложелатели Сирка и тайные сторонники Москвы не высказали в этом отношении своих сомнений о личности царевича и принятой в отношении его роли Сирка.
Как бы то ни было, но Москва и на этот раз должна была "пробачить" вины запорожцев, как "пробачила" она раньше убийство московского посла Лодыженского: царь после казни Лжесимеона пожаловал кошевому атаману Ивану Дмитриевичу Сирку два сорока соболей, ценою по 50 рублей каждое сорок, да две пары по 7 рублей пара [8]. Сирко, получив царский подарок, писал царю челобитную с просьбой дать ему на жительство, вместе с женой и детьми, городок Келеберду, у левого берега Днепра, близ Переволочны: "Устарел я на воинских службах, а нигде вольного житья с женой и детьми не имею, милости получить ни от кого не желаю, только у царского величества: пожаловал бы великий государь, велел бы дать в Полтавском полку под Днепром городок Келеберду". Царь внял просьбе Сирка, даровал ему городок Келеберду, а всему войску запорожскому перевоз Переволочну, но в это дело вмешался злейший враг и зложелатель Сирка, гетман Самойлович, и Сирко остался без Келеберды, а войско — без Переволочны.
В то время, когда дело о Лжесимеоне царевиче приходило к концу, в это самое время [9] началось дело у Сирка с Мазепой: козаки Алексей Борода, Яков и Василий Темниченки донесли гетману Ивану Самойловичу, что, выйдя из Сичи со своим атаманом Иваном Снрком, июня в 11 день, для объявления своей верной к царскому величеству службы и для получения милости пресветлого величества, недалеко от реки, в степи, возле речки Ингула, захватили в полон Дорошенкова посланца Ивана Мазепу.
Все это дело, насколько можно составить о нем представление по современным актам и рассказам малороссийских летописцев, произошло следующим образом.
Мая 25 числа 1674 года в город Чигирин, столицу правобережного гетмана Петра Дорошенка, приехал, по царскому повелению, от белгородского воеводы князя Григория Ромодановского стрелецкий сотник Терпигорев, чтобы склонить Дорошенка к подданству русскому царю и убедить его ехать в город Переяслав для присяги на верность великому государю. Приняв посланца, Дорошенко отказался вт этого предложения, говоря, что хотя он прежде и хотел быть в подданстве у царского величества, но теперь этого сделать не может, потому что он — подданный турецкого султана. Дав такой ответ посланцу, гетман Дорошенко с тем вместе приказал брату своему Андрею Дорошенку, взяв часть козацких полков и присоединив к ним четыре тысячи находившихся при гетмане татар, идти к Черкассам и другим городам против московских воевод. Андрей Дорошенко не замедлил исполнить приказание брата. Успех оружия был сперва на стороне Андрея Дорошенка, но потом, когда князь Ромодановский и гетман Самойлович выслали против него пять козацких полков, Андрей Дорошенко был разбит (июня 9-го дня у речки Ташлыка) и раненый ушел назад. Тогда Петр Дорошенко, желая возможно скорее получить помощь от турецкого султана и крымского хана, а также наперед задобрить их, послал им в дар 15 человек, забитых в колодки, невольников, козаков Левобережной Украины [10]. Команду над колодниками гетман вручил ротмистру своей народной хоругви Ивану Мазепе, приказав ему идти степью подальше от Днепра, через Ингул и Буг, до Очакова, а оттуда через Днепр в Крым. Взяв колодников, кроме того 9 человек татар (вероятно, в качестве охранителей), письма гетмана к хану и визирю, Мазепа направился сообразно указанному маршруту. Но тут, на речке Ингуле, на него напал запорожский чамбул, некоторых татар изрубил, некоторых заставил броситься в реку, колодников освободил, самого Мазепу взял в полон и доставил его своему кошевому Ивану Сирку вместе с листами Дорошенка к визирю и хану. По этому поводу в Сичи собралась рада; на раде прочитаны были письма Дорошенка; узнав из этих писем и из слов невольников, куда и зачем ехал Мазепа, запорожцы до того были возмущены, что решили тут же растерзать его. Но за Мазепу вступились Сирко и старые козацкие атаманы: "Панове братья, просимъ васъ, не убивайте этого человЪка, можеть, онъ намъ и отчизнЪ нашей впередъ пригодится!". Запорожцы послушались, в Мазепа был спасен [11]. Тогда Сирко забил Мазепу в кандалы, а все листы Дорошенка отослал "для ведома" к Ивану Самойловичу для передачи их в Москву.
Белгородский воевода, князь Григорий Григорьевич Ромодановский, узнав о поимке Мазепы, послал к Сирку гонца с приказанием выдать ему пойманного Мазепу и одного из уцелевших при нем татар. Сирко, получив это приказание и не желая почему-то тотчас отпустить Мазепу, отказал в требовании воеводе. Тогда Ромодановский отправил посланцев в город Харьков и через них приказал взять жену Сирка под караул, а зятя его, мерефянского жителя, козака Харьковского полка Ивана Артемова отправить за караулом к себе в полк. Когда же зять Сирка прибыл к воеводе, то воевода отправил его к Ивану Сирку для выдачи ему Мазепы. Сирко на этот раз не стал перечить воеводе и отправил пойманного Мазепу, поручив надсмотр над ним своему зятю Ивану Артемову и знатному козаку Ивану Носу, к гетману и воеводе, о чем известил их письмом от 6 июля 1674 года. В письме он писал гетману Самойловичу, что посылает к нему Мазепу для расспроса его о том, что ему приказано было передать от Дорошенка турецкому визирю и крымскому хану и вместе с тем просить, чтобы гетман исходатайствовал свободу для Мазепы. "Покажи милость свою, какь отецъ милосердый, чтобы онъ въ неволи не былъ и чтобы войско запорожское, даровавшее ему и волю, и жизнь, и здоровье, не стало говорить, что Сирко засылаетъ людей въ неволю". Получив Мазепу и сняв с него допрос, гетман Самойлович отправил его в Москву, повторив от себя почти буква в букву слова Сирка о даровании Мазепе свободы, и с тем вместе предупредив царя, чтобы он более доверял Мазепе, нежели Сирку, который сносится с Дорошенком и присягает ему присоединиться к бусурманам и идти с ними на благоверного царя [12]. В действительности кошевой Иван Сирко около этого же времени (июля 15 дня) стоял в полтретье версты от уманского полковника Яворовского, занимавшего позицию "въ пристойномъ мЪстЪ отъ Дикихъ-полей", во всемъ сходился съ полковникомъ и промышлялъ надъ "непріятелями креста Господня, только что разорившими несколько городовъ Уманскаго полка" [13]. Неприятели эти, три крымских султана с ордой и Дорошенко с козаками, еще в апреле месяце, после праздника Пасхи, внезапно явились на Украйну и напали на полки Уманский, Торговицкий в Гадячский. Гетман Самойлович послал против них полковника Дмитрашку Райча с козаками и великороссийскими ратными людьми. Дмитрашко Райча напал на неприятелей на речке Ташлыке и разбил их на голову, усеяв вражескими трупами поле на 20 верст пространства [14]. В это-то время против неприятеля действовали и кошевой Сирко.
Отправив Мазепу к Самойловичу, Сирко и запорожцы, по словам летописца Величка, написали исполненное жестоких укоризн письмо гетману Дорошенку [15], в котором упрекали его за то, что он начал их, точно зверей степных, вылавливать и бестиярски (от bestium — зверь) снедати; называли, за посылку в подарок христиан бусурманам, иудиным товарищем, намеревавшимся козаками, точно живою монетою, у бусурман милости снискать, предостерегали о непрочности союза с бусурманами ("разсмотри и уважъ о томъ, вихровата голово, Дорошенку!"); предрекали несомненную погибель лично ему, а отчизне запустение, и после всего этого так напугали его, что он всегда любя развлекаться охотой, с техъ пор стал выезжать на полеванье не в ту сторону, что от Крыма и Сичи, а в ту, что лежит от Чигорина до Крыма и Польши [16].
Тем временем привезенный в Москву и поставленный на допрос, Иван Мазепа, августа 5 дня 1674 года, между другими показаниями дал такое: передавшаяся на сторону царского величества старшина заднепровского города Лысянки присылала к гетману Петру Дорошенку козаков с предложением последовать их примеру, приехать в Корсунь на раду и также передаться русскому царю. На это предложение Дорошенко отправил Мазепой лист к лысянской старшине и к боярину Григорию Григорьевичу Ромодановскому, а на словах велел Мазепе сказать им, что если Дорошенка назначать гетманом западной стороны Днепра, то он готов будет передаться царскому величеству; если же его не назначить гетманом, то пусть, по крайней мере, знатные государевы люди присягнут ему на том, что ничего дурного ему не сделают. Отпуская Мазепу, Дорошенко наказал ему, что если рады в Корсуне не будет, то ехал бы он в другой город. Когда Мазепа с этими поручениями Дорошенка приехал в Корсунь, а из Корсуня в Переяслав и не застал нигде рады, то передал листы Дорошенковы войсковой старшине и боярину Ромодановскому. На эти листы Дорошенко получил приглашение ехать в Переяслав, не опасаясь никакого зла для своей целости и здоровья. Тогда Дорошенко потребовал себе в залог какого-нибудь "честного" человека, взамен которого обещал прислать собственных заложников. "Честный" человек был послан, и Дорошенко созвал в Чигирине раду, на которой спросил, посылать ли ему собственных заложников. Рада отвечала согласием, но в это время пришло известие о том, что из Крылова в Чигирин идут 23 человека, посланные к Дорошенку кошевым Сирком. Тогда заложников задержали для того, чтобы прежде всего узнать, что скажут посланцы Сирка, Явившиеся в Чигирин Сирковы посланцы объявили, чтобы Дорошенко не ехал в Переяслав и оставался по-прежнему гетманом западной стороны Днепра, потому что запорожцы хотят соединиться с ним и с крымским ханом заодно, как было при гетмане Богдане Хмельницком, а для скрепления дела они уже отправили к крымскому хану послов, чтобы он помирил Сирка с Дорошенком и просили Дорошенка приехать в Сичу. Дорошенко, однако, опасаясь государевых людей, сам в Сичу не поехал, а вместо себя послал туда чигиринского козака Бережецкого, после приезда которого запорожцы послали от себя к Дорошенку знатного козака Носа с просьбой о той же присяге; однако, была ли принесена та присяга, неизвестно. В заключение Мазепа рассказал, как Дорошенко, заставив присягнуть ему на верность послал его с листами к турецкому визирю, как на дероге он пойман был Сирком, как отдался ему без всякого боя, вручил ему все листы и пробыл с ним в степи около пяти недель [17].
Трудно сказать, насколько данное Мазепой показание было верно: с одной стороны, нельзя не взять во внимание того обстоятельства, что Мазепа прислан был в Москву Самойловичем, которому он старался всячески угодить и потому его противника, Сирка, всячески очернить; к тому же, Самойлович был в полном курсе в Москве, а Сирко в полном подозрении; с другой стороны, нельзя обойти молчанием и того, что Сирко в политических вопросах своего Запорожья всегда старался держаться полной независимости, принимая то одну, то другую сторону, смотря по тому, что выгоднее было для низового войска. Впрочем, дальнейшие действия Сирка показали, что он, сносясь с Дорошенком, хотел, по его собственным словам, лишь одного — приклонить Дорошенка на сторону русского царя и сообща действовать против татар и турок; но не успев в этом, отстал от гетмана и изловил его посланца, чтобы узнать истинные планы Дорошенка. Быть может, это противоречие в показаниях Самойловича с Мазепой, с одной стороны, и кошевого Сирка — с другой, можно примирить тем, что самое сношение с Дорошенком с целью вступить в союз с ним и с татарами, велось лично не от Сирка, в чем как будто и проговаривается Мазепа при допросе его в Москве.
Так или иначе, но пока все это происходило, в это время на Украйну вновь надвинулась мрачная туча: турецкий султан, крымский хан и Дорошенко, взявшие в 1672 году польский город Каменец и на время остановившиеся в своих наступательных действиях, теперь снова собрались воедино, чтобы идти походом в Малороссию и, во что бы то ни стало, взять город Киев. Теперь Сирко снова делался как для царя Алексея Михайловича, так и для гетмана Ивава Самойловича нужным человеком. Оттого Самойлович зорко следил с этих пор за Сирком и о каждом его движении доносил в Москву. Так, в грамоте, писанной от июля 15 дня 1674 года на имя царя Алексея Михайловича, Самойлович извещал, что Сирко уведомляет гетмана о движении крымского хана под город Каменец, куда приближался также турский султан с везирем, и вместе с тем, со слов очевидца, передавал царю, что Сирко, перешедши в начале июля месяца реку Буг, стоял на Чечельнике; потом оставил Чечельник и поднялся к Уманю, где стоял в Капустяной долине со всем войском своим и хотел чинить промысел над бусурманами, поджидая войск гетмана Самойловича. К собственной грамоте Самойлович приложил письмо Сирка, писанное июля 6 дня, "с войск над Бугом из-под Козавчина", где Сирко сообщал Самойловичу, что в прошлый пяток он хотел учинить воинский промысел около Оргеева, но потом, перешед Днепр и узнав от взятых языков о приближении крымского хана к Каменцу, а турецкого султана с визирем к Цоцоре, повернул назад с добычей к Уманю, чтобы там соединиться с Уманским и Торговицким полками и общими силами ударить на татарскую орду, стоявшую на речке Ташлыке, недалеко от Торговицы: "Только изволь, вельможность ваша, поскорЪе прислать ко мнЪ часть войска, находящагося при полковникЪ ДмитрашкЪ, въ особенности же московскихъ донцовъ съ пушками, чтобы тЪ поганые больше не распространялись въ нашей и безъ того разоренной отчизнЪ и душъ христіанскихъ въ неволю не брали. Самому вамъ, со всею моею любовью и съ полнымъ попеченіем о нашей отчизнЪ, совЪтую наступать, какъ можно скорЪе, кь Чигирину, со всЪми силами, потому что Дорошенко тамъ одинъ, безъ непріятельской помощи пребываетъ, какъ о томъ я имЪю подлинныя извЪстія" [18].
Недолго, однако, пришлось Сирку стоять под Уманью: в августе месяце того же 1674 года стало известно, что турки, перешед Днепр и вторгнувшись в Подолию, взяли город Лодыжин, а из-под Лодыжина двинулись на Умань: в то же время стало известно и то, что крымский хан, со всеми своими ордами, шел на малороссийские города левой стороны Днепра. Узнав о последнем от пойманного языка, Сирко оставил Капустину долину, близ Уманя, и поспешил вернуться в Сичу, откуда намеревался идти в Крым на промысел: "А чаютъ, что онъ нынЪ въ Крыму". К тому времени и крымский хан, оставив Украйну, октября 8 дня повернул в Крым, а турецкий султан, перейдя Днепр, в начале сентября направился в свою землю [19]. Польский король Ян Собеский решил воспользоваться удобным временем и приготовиться к отпору неприятелей; с этой целью он, между прочим, нашел нужным послать большую денежную сумму кошевому Сирку и всему низовому войску для найма охотников к войне против мусульман [20].