В Запорожье в то время был кошевым атаманом Иван Щербина. В начале месяца ноября он написал письмо Ивану Брюховецкому и отправил его к гетману через товарищей Сушковского, Гулака, Мартына и Ромашку. В этом письме Щербина прежде всего извещал гетмана о взятии запорожцами "мечом" несколько человек ушкал и об отправке двух из них к гетману в качестве языков; потом просил гетмана доставить в Сичь смолы, железа и полотна для сооружения речных стругов, для чего у многих уже и дерево заготовлено и что все единомысленно дожидают, чтобы, по истечении зимы, приняться за сооружение судов; далее кошевой просил гетмана, ввиду отсутствия в войсковой казне пороха и ввиду замыслов неприятеля достать "вЪчную столицу" запорожскую, прислать на зиму в Сичь запас пороху; кроме того, просил прислать в сичевую Покровскую церковь триодь постную, апостол и кадильницу, потому что церковь сичевая сгорела и из нее не успели ничего выхватить, отчего ни теперь, ни в предстоящий великий пост не по чем будет и службу править; на особом листочке Иван Щербина, через своего приятеля и товарища, просил еще гетмана, если возможно, привезти "с той стороны" Днепра жену кошевого, за что обещал служить гетману за его милость. Письмо писано ноября 8 дня, 1664 года, с Коша на Волынке [65].
Гетман, получивши письмо кошевого Щербины, немедленно послал в Сичь несколько кусков полотна на паруса. Но к большому сожалению запорожцев, это полотно истреблено было пожаром и тогда они отправили посланцев через гетмана в Москву с просьбой выслать им тысячу штук полотен и сотню бердышей, которые нужны были на морские суда. Отпуская от себя запорожских посланцев в Москву в половине января 1665 года, гетман дал им подробную "информацию", что и как говорить перед царем. В этой информации было сказано что низовые козаки готовят морские суда, а подошвы для тех судов приказал изготовить сам гетман, что запорожцы не гуляли даром, а разбили на воде, у урочища Носоковки, несколько турецких судов, высланных из городка Тавани под Сичь, и взяли в плен 60 человек турок, из коих трех отправили из Коша в Канев для свидетельства верной царскому величеству службы. На просьбу запорожцев и на представление о них со стороны гетмана царь приказал полотна послать из разряда, если они не посланы, в малороссийские города, а бердыши — из Москвы, а за подвиги запорожцев похвалить их через гетмана [66].
Дружелюбные отношения запорожских козаков к гетману неожиданно перешли во враждебные, и в этом случае виновником открывшейся вражды был сам Брюховецкий. Брюховецкий, извещая царя о подвигах запорожских козаков, вместе с этим высказал мысль о посылке в Запорожье, в виде постоянных управителей, московских воевод; для опыта, он советовал прежде всего послать воеводу в город Кодак. Эту меру, т.е. назначение московских воевод, он хотел применить и во всей Малороссии с целью усилить и укрепить через них гетманскую власть. Царь вполне одобрил эту меру, и в Запорожье отправлен был думный дворянин Яков Тимофеевич Хитрово [67].
Известие об этом встречено было в Запорожье с открытым негодованием, и когда туда прибыл вновь посланный для войны с татарами и поляками Григорий Косагов, то он встречен был враждебно низовым войском. В марте месяце 1665 года Косагов писал письмо из Запорожья гетману Брюховецкому и в нем представил картину хаотического состояния Запорожья и свое отчаянное положение среди запорожцев. "Уже раньше этого я писалъ къ тебЪ, государю моему, о настроеніи запорожскомъ, о противности запорожцевъ къ тебЪ и о нелюбви ихъ къ ратнымъ великаго государя людямъ. И нынЪ, государь, все по-прежнему; живу я здЪсь, не зная въ качествЪ чего, невольника или подзорца: вЪстей, которые къ нимъ приходятъ, мнЪ не объявляютъ никакихъ, ни о чемъ со мною о промысле неприятельскомъ не совЪтуются и ходить добрымъ людямъ, которые вЪрно служатъ великому государю и хотять видеть твою милость, не позволяютъ. Если не вЪришь мнЪ, то изволь о всемъ томъ расспросить Павла Рябуху и особо товарища его Павляка... Начало, государь, недоброе: первЪе всего запорожцы скинули съ кошевства Шкуру за то, что онъ приходилъ ко мнЪ и къ воеводЪ Якову Тимофеевичу Хитрово и совЪтовался съ нами о томъ, какъ строить дЪло государя, а также и за то, что калмыкъ не допустилъ громить. А на Шкурино мЪсто заднЪпряне выбрали было злохитрого Ивана Курилова, всЪми единодушно похваляемого на радЪ за то, что онъ когда-то громилъ казну великаго государя. Но полтавцы и иные тЪхъ городовъ козаки устояли и выбрали... [68] Но ему заказано ко мнЪ ходить и знаться со мной. Другое вотъ что: лаяли Павла Рябуху за то, что онъ казны государевой, посланныхъ въ Крымъ къ хану соболей съ подъячимъ и толмачами, не громилъ: о томъ онъ и самъ скажетъ тебе, государю моему, если спросишь. Третье, следующее: послали запорожцы на Кодакъ козаковъ и не велЪли пускать въ него великаго государя московскихъ людей для того, чтобъ заднЪпровскимъ измънникамъ, черкасцамъ, крыловцамъ и другимъ, которымъ безъ ДнЪпра быть нельзя, дорога была чиста ДнЪпромъ. Боюсь, государь, чтобы изменники не были впущены въ Кодакъ, замыслами злохитрыхъ людей. Сами кодачане присылали кь войску съ жалобой на недостатокъ борошна (хлЪба) у нихъ и съ заявленіемъ, что если ты выкажешь имъ гнЪвъ и не пришлешь имъ борошна в Кодакъ, они покинуть его... Марта 1 дня пришелъ в СЪчу изъ Перекопа Бутъ житель Нового-Константинова, но ко мнЪ его для разузнанія вестей не прислали и что он говорилъ, мнЪ знать не дали. Но марта 2 дня любовью добрыхъ людей я свидЪлся съ темъ Бутомъ и онъ мнЪ сказалъ, что пять недЪль назадъ орда, въ немаломъ чнслЪ пошла на Русь... Илько Волошенинъ, идя изъ полона, видЪл ту орду на реке Ингульце. Да тотъ же Бутъ говорилъ, что ногай съ улусами выпущенъ изъ Крыма кочевать въ поле и, по однимъ, пошелъ подлЪ Гнилого (Азовскаго) моря, а по другимъ подлЪ Чернаго на СтрЪлицЪ и весною хотятъ идти на нихъ. И я не знаю, какъ мнЪ быть; слыша ихъ дурные похвальбы, опасаясь съ ними (запорожцами) идти, людей же ратныхъ при мнЪ немного, въ походъ съ малымъ числомъ идти опасно, въ городкахъ оставить малое число тоже худо. Былъ у меня небольшой умишка, государь, а нынЪ и тоть пропалъ отъ большихъ и бссиорядочныхъ бЪдствій. Умилостивись, государь мой, и хотя письмами прикажи веселить ратныхъ людей московского государя, чтобъ они не вопили; и о прибавкЪ ратныхъ людей изволь къ боярину князю Борису Александровичу РЪпнину въ Белгородъ отписать; къ тому жъ ему и указъ великаго государя посланъ съ приказаніем выслать въ Запороги бЪглыхъ людей, и отъ боярина съ тремя посыльщиками послано около 300 чЪловекъ ратныхъ людей, но отъ нихъ только одни писанныя на бумагЪ, имена дошли, а людей Богъ дасть, — съ дороги, говорятъ, разбЪжались все, а на Запорогахъ большая надобность, государь, въ ратныхъ людяхъ" [69].
И точно, в Запорожье ощущалась большая нужда в ратных людях: с одной стороны угрожала большая опасность городу Кодаку, где сидел московский воевода и на который делали нападение, грабя рыбные снасти и тайно в него входя, черкассцы, отправлявшиеся за добычей на пороги Днепра; с другой стороны, большая опасность была и самой Украйне от татар, которые, вышед из своих степей, бросились на речку Самарь и хотели что-нибудь отхватить от городов, которые над Ворсклой рекой [70].
Всему горю мог бы помочь мужественный и в военных делах опытный Иван Сирко, но он по-прежнему отстранялся от дел и в конце месяца апреля, 1665 года, явился к князю Репнину-Оболенскому с просьбой о дозволении пропустить его зачем-то в Москву [71].
На слезную просьбу Косагова царь приказал Брюховецкому отделить несколько ратных людей воеводы Федора Протасьева и послать их с полковником Силой Петровичем в Запорожье. Но против этого взмолился гетман Брюховецкий, просивший много раз помощи себе из Москвы против татар и ляхов [72].
И просьбы Брюховецкого были небезосновательны: враги московского царя поднимались отовсюду, а отражать их было некому. Так, в это время выступил на сцену новый противник Москвы, полковник Степан Опара. Июня 11 дня 1665 года с двумя полками заднепровских козаков да с татарами он подступил к Уманю, взял его в свои руки, запугав жителей города именем татар, и всех бывших в нем еще с прошлого года ратных московских людей с майором Михаилом Свиньиным в плен побрал и под караул отдал, а иных и вовсе побил [73].
Но с июня же месяца такое положение дел стало изменяться к лучшему: в это время запорожцы и калмыки (последние в числе 10000 человек) выищи из Сичн и ударились под Перекоп и побили там около 10000 татар, после чего собирались идти в помощь гетману; в то же время пришел, царский приказ князю Репнину-Оболенскому отпустить, из Белгорода в полк двум тысячам пятистам человекам Григория Косагова и отвезти в липах в Запорожье для запаса хлебных продовольствий по чети на человека [74].
В начале августа в Сичи оказался уже и сам Сирко; при нем было несколько тысяч человек калмыков. Гетман Брюхоаецкий, стоявший в это время в Гадяче, отправил в Запорожье посланца за калмыками, приглашая их идти к Гадячу. Калмыки сперва послушались было гетмана, но потом, оставшись недовольными на него, вернулись в Сичь и оттуда вместе с Сирком и запорожцами, ходили на татар. "А то задля того гнЪвъ узяли, же (что) гетманъ Бруховецкий самъ зъ ними не пойшолъ на войну" [75].