ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Настроение населения на Украйне после смерти Богдана Хмельницкого и отклик этого настроения в Запорожье.— Гетман Виговский и его письмо к запорожцам по поводу избрания в гетманы.— Дипломатический ответ запорожцев Виговскому и открытая вражда их к нему.— Извет гетмана Виговского на запорожцев, посланный в Москву.— Осмотрительное обращение Москвы с запорожцами.— Отправление запорожцами посланцев в Москву.— Возвращение посланцев запорожских в Сичу и политичное обращение козаков с гетманом Виговским.— Отправка гетманом в Запорожье одного полка под предлогом охраны от татар, в действительности же для искоренения между запорожцами всякого своеволия.— Обвиняя запорожцев в измене, гетман Виговский сам думает об измене русскому царю.— Показания о том козака Зятя в Москве.— Возвращение запорожских посланцев из Москвы и опасение их быть захваченными со стороны Виговского.— Вражда между Виговским и полтавским полковником Пушкарем и поддержка Пушкаря запорожцами.— Новые враги Виговского, Яков Барабаш и другие.— Открытая измена Виговского русскому царю и борьба его по этому поводу с запорожцами.

Богдан Хмельницкий, умирая, имел слабость дать гетманскую булаву молодому и совсем неопытному сыну своему Юрию Хмельницкому. Но "до булавы, по малороссийской пословице, треба головы", а между тЪмъ Юрій, хотя и имЪл голову, но голову почти безъ здраваго смысла и совсЪмъ безъ политическихъ соображеній. "Тому гетманишкЪ прилично бы гуси пасть, а не гетмановать", выразился о нем боярин Борис Петрович Шереметьев [1]. И точно, это был "от природы евнух, Юрась небожчик", нравом злой, умом ограниченный, телом слабый юноша. Не удивительно, что, "при его боку", тот же час после смерти отца, завелись честолюбцы, преследовавшие свои личные интересы, и не удивительно, что и во всей Малороссии настали в это время такие раздоры, смуты и междоусобия [2], вследствие которых Украйну того времени можно назвать "ярмаркой самолюбий", а властных лиц ее "самопожирающими драконами". Один поляк, современник событий, назвал Украйну описываемого времени "страной страшнаго вавилонскаго столпотворенія" [3]. Самим народом эпоха после Богдана Хмельницкого метко прозвана "Руиной". В истории Малороссии это было переходное время; оно считается самым тяжелым временем на Украйне, когда она от Польши отстала, а к Москве еще вполне не пристала. Раздоры шли, однако, не от большинства или народной массы, а от меньшинства, "властных" или "значных" лиц и высших духовных особ Украйны: тогда как масса украинская тяготела к России, "значные лица и духовные особы, воспитанные в польском духе, тянули, за немногим исключением, к польским порядкам и польской жизни. Оттого после смерти Богдана Хмельницкого и многие из гетманов, и многие из других властных лиц Украйны изменяют русскому царю и склоняются к польскому королю. Такая разница в склонностях была причиной политического разделения Украйны на две половины, западную или тогобочную и восточную или сегобочную Украину с особыми гетманами в той и другой: Виговским, Юрием Хмельницким, Тетерею, Дорошенком, Ханенком и Самусем в Правобережной Украине, тяготевшими к польской стороне; Сомком, Брюховецким, Многогришным, Самойловичем, Мазепой в Левобережной Украине, державшимися русской стороны. Между теми и другими шла ожесточенная борьба, в которой живое участие принимали и запорожские козаки.
Кроме названной причины, поднявшей смятение в Малороссии после смерти Богдана Хмельницкого, выступили и другие, вызвавшие междусословную вражду на Украйне. Дело состояло в том, что в Малороссии этого времени открылась вражда с одной стороны между простым населением и козаками, с другой — между значными и козацкою чернью. Простое население враждовало с козаками потому, что, принимая самое деятельное участие во всех войнах Богдана Хмельницкого с поляками для достижения личных и имущественных прав, оно, по окончании войн, однако, снова должно было стать в положение земледельцев и тяглых людей и принуждено было уступить все добытые Хмельницким права в пользу одних козаков, и потому естественно стало питать ко всему украинскому козацкому сословию враждебное чувство. В свою очередь, и в среде самих козаков произошел раскол: из козацкого сословия стали выделяться значные, своего рода козацкое шляхетство или козацкая аристократия, к которым примкнуло высшее украинское духовенство с богатыми фамилиями из мещанского сословия, и простые козаки, незначные, козацкая чернь. На украинском языке того времени первые приобг гли название "дуков", последние название — "голоты". Дуки старались захватить в свою пользу обширные и самые богатые участки земли в Малороссии и закрепить их за собой и за своим потомством, оставляя на долю козацкой черни или самые худшие земельные участки или вовсе ничего не оставляя: "Ей ви, дуки-дуки, за вами вси лугы и лукы!" "Дуки-богачи, дуки-сребряники" с презрением стали относиться к "драной голоте", к "серой голи", и голота платила ожесточенной ненавистью багачам.
Таким образом на Украйне после Богдана Хмельницкого, особенно со времени гетмана, поповского сына, Самойловича, в самом населении обнаружилась, так сказать, двойная вражда: вражда посполитых к козакам и вражда козацкой черни к старшине. Обиженный народ и подавленная козацкая чернь беспрестанно старались искать своих прав, но, не находя в самих себе достаточно для того сил, массами бежали из Украины на Запорожье и, подкрепившись там, возвращались в города. В городах отдельные личности из массы, при помощи запорожцев, делали иногда исторические события и добивались и земельных благ и высокого общественного положения, но, в свою очередь, укрепившись и разбогатев, также выступали притеснителями простого населения и козацкой черни. Сословие значных в общем тянуло к Польше и подражало ее порядкам; сословие поспольства и козацкой черни тянуло к Москве, но, не всегда имея политически развитых руководителей или часто вводимое в заблуждение тайными сторонниками Польши, выступало иногда и против Москвы. Само Запорожье, питая стихийную вражду к Польше и непримиримую антипатию ко всему панскому, шляхетскому, ко всему, в ущерб другим, разбогатевшему, в общем стояло на стороне Москвы и всецело на стороне простого народа и козацкой черни. Запорожская масса всегда тянула к русскому православному царю, и если выступала иногда против царя, то это было только тогда, когда чернь видела, что на нее накладывали властную руку и хотели лишить исконных козацких вольностей. Запорожцы хотели видеть в русском царе только верховного покровителя, но не самовластного властителя. Оттого в общем они были за Москву, и только в исключительных случаях против нее.
Москва же, приняв под свою протекцию Украйну и Запорожье, не остановилась на одном покровительстве и скоро выказала стремление к тому, чтобы уничтожить все свободные, административно-судебные учреждения Украйны и независимое от московского патриарха церковное положение ее. Украинцы и запорожцы всеми мерами противились таким стремлениям московской политики, но, не будучи в состоянии бороться с Москвой, стали бросаться в разные стороны и искать себе помимо Москвы покровительства. Они то вновь вступали в переговоры с польскими королями, то простирали свои взоры далеко за пределы Польши и России. Такое положение между Москвой, с одной стороны, и Украйной и Запорожьем — с другой из года в год все более и более обострялось, тянулось в течение всего XVII века и перешло в XVIII, касаясь в большей степени Украины и в меньшей Запорожья, и этим именно объясняется то обстоятельство, что к 1708 году Москва вогнала Украину в союз с одним из самых опасных врагов России королем шведским Карлом XII, а Запорожье заставила искать протекции у турецкого султана и крымского хана, заклятых врагов всего козацко-украинского населения.
Разница в настроении между простою массою и властным сословием Украйны сказалась тот же час после смерти Богдана Хмельницкого при его слабоумном сыне Юрии Хмельницком и особенно при Иване Виговском, взятом Богданом Хмельницким в плен при Желтых Водах, служившим при нем в качестве генерального войскового писаря и состоявшим, после кончины его, опекуном Юрия Хмельницкого [4].
Отправив Юрия Хмельницкого для обучения в Киевскую духовную академию и исполняя роль опекуна, а вместе с этим неся обязанности гетмана, Виговский, как человек хитрый и честолюбивый ("образом и вещию лях"), наконец, перешел от роли опекуна к роли фактического обладателя гетманской булавы. В 1657 году августа 26 дня [5], на собранной в Чигирине раде, он выбран был, вопреки протесту большинства городового значного козачества, гетманом Украйны. На раде отсутствовали многие из полковников, масса простых козаков и черни, что придавало вид этой раде незаконного действия. Самое место, где она произошла, Чигирин, считалось также неузаконенным местом для избрания гетмана: Богдан Хмельницкий был выбран в Сичи и там должны быть избираемы его преемники [6]. Оттого, как бы чувствуя свою виновность перед Запорожьем, новый гетман уже через 22 дня после своего избрания отправил письмо в Запорожье, на имя кошевого атамана Павла Гомона, и в нем известил о своем избрании в гетманы Украйны. Высказывая сожаление о потере Хмельницкого и о смутном времени, наставшем после его смерти, Виговский сообщал, что вся старшина и чернь войска малороссийского единодушно избрали его гетманом Украйны; но он, хотя и принял это избрание, однако, без воли и концесса братии, всего низового запорожского войска, на том гетманском уряде утвердиться не желает. "Такъ какъ вы, войско низозое запорожское, корень и утверждеше чести и вЪчно памятной славы для всЪхъ городовыхъ украинско-малороссійскихъ войскъ, то пусть первенствуетъ ваша власть и при избраніи и постановленіи гетмана. Вольно вамъ, братій нашей, отставить меня отъ того уряда и утвердить, по своему усмотрЪнію, другого. И какъ мой предшественникъ, славной памяти, Богдан Хмельняцюй, все чинилъ съ ведома и совЪта васъ, нашей братіи, всего войска, низового запорожскаго, такъ и я, если останусь на своемъ урядЪ, тЪмъ же путемъ моего предшественника, не перечя чести и силЪ вашей, все буду дЪлать согласно волЪ вашей". В заключение письма Виговский извещал запорожцев, что он посылает им 3000 битых талеров, — одну тысячу из собственной шкатулки, а две тысячи от завещания Хмельницкого на помин души его в сичевои церкви для "цЪлорочнаго сорокоустнаго моленія" [7].
Получив и выслушав на раде лист Виговского, запорожцы, уже раньше известившиеся о том, что новый гетман склонен к полякам и сносится с польским королем, ответили ему собственным следующего содержания письмом:
"Два увЪдомленія, скорбное и радостное, въ письмЪ вашемъ панскомъ, присланномъ до насъ, войска низового запорожскаго, чрезъ нарочныхъ посланцевъ, мы получили. Изъ этихъ увъдомленш первое особенно наполнило наши сердца печалію и отяготило насъ, потому, что чрезъ неухранную смерть, опредЪленім Бога вышняго, владЪющаго человЪческою жизнью, мы лишились, своего гетмана, добраго вождя и счастливаго отъ непріятелей защитника нашего отечества, пана Богдана Хмельницкаго, которому за многіе въ здЪшней земной жизни подвиги и труды, пусть подастъ Господь Богъ на лонЪ Авраама вЪчное ycпокоеніе въ райскихъ селеніяхъ, — объ этомъ особенно просимъ. Другое извЪстіе, избраніе на тотъ урядъ гетманскій вашей панской милости, насъ нЪсколько увеселило и печаль нашу уменьшило, потому что осиротЪлая наша отчизна, получивши въ вашемъ лицЪ новаго себЪ господаря, можетъ, за вашимъ предводительствомъ, найти себЪ надежную оборону отъ козней и навЪтовъ непріятельскихъ. Однакожъ избраніе то и ваша элекція безъ воли и совЪта нашего, всего войска низового запорожскаго, только одною братей нашей, панами старшиною генеральною, полковниками и войскомъ украинскимъ городовымъ, не должна была и назначаться и совершаться; такъ какъ и небожчикъ Богданъ Хмельницкій получилъ начало своего гетманства не въ ЧигаринЪ, а в Кошу нашемъ сЪчевом и не отъ городового, а отъ насъ, низового запорожскаго войска, и при нашемъ вспоможеніи, больше же всего при всесильной божественной помощи, одержалъ счастливыя побЪды надъ непріятелемъ въ первые годы своей войны. Но въ виду того, что ваше избраніе уже совершилось, то и мы для всеобщаго добра нашей отчизны малороссійской, не желаемъ нарушать и разорять онаго избранія, приписывая его премудрому усмотрЪнію божію; помня пословицу: "голосъ народа — голосъ божій", согласуемся съ голосомъ и волей народной нашей малороссійской братіи, избравшей и постановившей на то гетманское достоинство васъ пана, вашамосць. Мы находимъ въ вашемъ панскомъ письмЪ, кь намъ въ настоящее время писанномъ, такое обЪщаніе и заявленіе, что, оставаясь на томъ гетманствЪ, вы имЪете слЪдовать путемъ вашего предшественника, славной памяти, Богдана Хмельницкаго, а намъ, войску запорожскому, оказывать ласку свою и никакихъ новинъ и затЪй безъ воли рады нашей войсковой, если бы то шло объ общемъ благЪ или несчастіи нашей отчизны, не начинать. Если вы, ваша мосць, мосце пане, будете выполнять это настоящимъ дЪломъ, то и отъ насъ, всего войска низового запорожскаго, будете пользоваться настоящею пріязнью и вниманіем, и во всЪхъ желаніяхъ своихъ не встрЪтите противныхъ возраженій и войсковыхъ несогласій. Однако, в вашихъ панскихъ заявленіяхъ и обещаніяхъ мы находимъ нЪкоторую странность, что, по кончинЪ небожчика пана Хмельницкаго, писали вы, ваша милость, отъ себя одного (какъ мы изъ несвмнЪннаго извЪстія узнали) до найяснЪйшей Яновой Казиміровой, королевЪ польской, ища чрезъ нея ласки и ходатайства у королевскаго величества и желая якобы отторгнуться отъ высокой державы и сильнаго покровительства пресвЪтлЪйшаго и державнЪйшаго царя АлсксЪя Михайловича, нашего всероссійскаго монарха, и по прежнему отдать до польской короны нашу малороссійскую отчизну, премногою братіи нашей кровью и военнымъ оружіемъ отбившуюся и освободившуюся за время предводительства покойнаго гетмана нашего Богдана Хмельницкаго. Если вы такъ именно думаете сдЪлать, то вЪдайте заранЪе, что мы, войско низовое запорожское, въ томъ волЪ, вашей не будемъ слЪдовать и званіе измЪнниковъ на славное имя навлекать не желаемъ. Да и сами вы, ваша мосць, мосце пане, извольте разсмотрЪть и хорошенько взвесить, подъ какимъ монархомъ можно надЪяться лучшей для себя жизни, подъ единовЪрнымъ-ли православнымъ государемъ, царемъ московскимъ, котораго еще ни въ чемъ не оскорбили, или подъ ияовЪрною, находящеюся въ римской отступнической религіи и заблужденіи польскою короною, нами очень раздраженною и оскорбленною, имЪемъ опредЪлять и записывать свои термины безъ вниманія пришлого благополучія. Товариство наше низовое, охотницкое, бывшее на его монаршей военной службъ въ ЛитвЪ и Инфляндіи и оттуда повернувшее до Сичи, хвалится великою ласкою н любовію, выказанною имъ великороссіянами, какой ласки мы и впредь отъ нихъ, а больше всего отъ добронравнаго и благосерднаго отца и добродЪя нашего, его царскаго пресвЪтлаго величества, ожидаемъ и несомнЪнно получить надЪемся, будучи готовы и сами за его превысокую монаршую честь и православное государство противъ всякаго напріятеля выступать и нашего здоровья не щадить. Еели же ваша милость, мосце пане, вы усмотрЪли что-нибудь неполезное со стороны его величества къ, себЪ и къ отчизнЪ нашей, то можете, не переставая быть вЪрнымъ, просить и супликовать чрезъ своихъ пословъ о томъ къ его пресвЪтлому величеству со всЪмъ войскомъ занорожскимъ и народомъ малороссійскимъ, и мы надЪемся, что его царское пресвЪтлое величество не изволить отказать не только въ великомъ желаніи вашемъ, но и въ самомъ маломъ. А взамЪнъ этого надо, чтобы и отъ насъ, всего войска запорожскаго, была защита и оборона, крЪпкая и издавна вожделЪнная, для его (царской) богохранимой православной державы отъ враговъ креста господня, татаръ и турокъ. Тогда уже не можетъ тотъ общій христіанскій непріятель своими многочисленными силами, какъ предъ симъ бывало, безопасно ЕЪ его царскую ае.р-ж'аву впадать и своихъ бусурманскихъ xoругвей подъ самою столицею развивать. Все это обсудивши и рассмотрЪвши, извольте, ваша мосць, мосце пане, согласно своему письменному обЪщанію, ходить путемъ Хмельницкаго и не отмЪнять вЪрности къ его царскому пресвЪтлому величеству, а при помощи всесильной божественной, сообща съ его монаршими силами, становиться противъ своихъ непріятелей поляковъ за древнія наши вольности, и иго ихъ отъ нашей отчизны малороссійской на вЪки отсЪкать. А если бы иначе было, то подлинно и безъ того уже много пострадавшую отчизну малороссійскую, вслЪдствіе польскихъ нападеній, вы привели бы, ваша милость, мосце пане, до крайней нищеты и разоренія, чего мы вовсе не желаемъ; а желаемъ при семъ вашей вельможности добраго отъ Господа Бога здоровья и счастливаго успЪха въ добрыхъ и отчизнЪ в полезныхъ вашихъ замыслахъ. Особенно благодаримъ при этомъ вашу вельможность за денежный гостинецъ, который вы прислали намъ, по вашей ласкЪ, объявляемъ и обязуемся отслужить вамъ за него по нашей возможности. С СЪчи сентября 25, 1625 года. Павелъ Гомонъ, атаманъ кошовый, со всЪмъ старшимъ и меньшимъ товариствомъ; войска его царскаго пресвЪтлаго величества низового запорожскаго" [8].
Это письмо заключало в себе политическую исповедь запорожских козаков: они решили точно держаться завещания, оставленного им Богданом Хмельницким: стоять за православного царя и православную Русь и сторониться польского короля и католической Польши. За православную веру и за православного царя сражался с поляками Богдан Хмельницкий, за это же должны стоять в союзе с гетманом запорожцы; за это же они будут стоять и после старого "Хмеля". И действительно, запорожцы строго держали свое политическое status quo в течение многих лет после Богдана Хмельницкого. Отступление делалось лишь временно по внушению отдельных личностей, а не всей массы, и то по весьма уважительным причинам, когда сами "московские люди" нарушали права малороссийских и запорожских козаков.
Но пока эта преданность запорожских козаков не была очевидна для московского правительства, то новому, после Богдана Хмельницкого гетману Ивану Виговскому, открывалась на первых порах полная возможность, маскирую свои истинные чувства к Москве, клеветать на запорожских козакоз перед царем и в то же время показывать свою приязнь запорожцам. Того требовало само положение его: он был гетманом только "на тот час", и ему нужно было сделаться гетманом навсегда. Виговский приказал собраться новой раде и назначил город Корсунь для того. Рада состоялась сентября 30 дня 1657 года при множестве малороссийских козаков и черни, при послах, шведском Юрии Немириче, польском Казимире Бенезском и московском боярине Артемоне Матвееве, но без запорожских козаков.
Разыгрывая роль человека равнодушного к Власти, Виговсккй положил свою булаву на стол и стал отказываться от гетманства, мотивируя свой отказ тем, что будто бы в присланных пунктах гетману царем было написано отнять прежние вольности у козаков, а он, гетман, в неволе быть не хочет. Но убеждения судьи и полковников заставили Виговского вновь взять в руки булаву и стать на гетманском господарстве [9].
Признанный гетманом от своих сторонников старшин на раде в Корсуне, но не утвержденный еще властью московского царя, Виговский тут же узнал, что московский царь для обороны Малороссии от татар и поляков прислал войска под начальством князя Григория Григорьевича Ромодановского, расположившегося со своим полком в Переяславе, и воеводы Льва Ляпунова, пришедшего в Пирятин; ожидался еще и князь Алексей Никитич Трубецкой. Народ волновался, не зная, зачем, именно пришли царские войска на Украйну. Виговскому этот ропот народа был на руку. Тотчас после Корсунской рады в Москву отправились послы Виговского, Юрий Миневский и Ефим Коробка, хлопотать об утверждении царем выбранного народом гетмана. Послы должны были объявить в Москве о том, что поляки склоняют Малороссию к Польше, но что гетман не внимает на это и пребудет верным Москве. В то же время гетман отправил козака Бута к хану в Крым, изъявляя ему полную дружбу и желание войти в сношение с ним. А вслед за тем, побывав в Киеве, гетман приехал в Переяслав для свидания с главнокомандующим московскими войсками Григорием Григорьевичем Ромоданозским и тут стал распространяться перед князем о внешних к внутренних врагах, грозивших Украйне; внешними были поляки и татары, внутренними — запорожские козаки. Особенно страшными казались ему последние. "Въ Запорожье теперь у козаковъ великій мятежъ учинился: запорожсюе козаки хотят побить старшинъ и поддаться крымскому хану, и онъ, гетманъ Виговскій, за эти смятенія, бунты и измЪну царскому величеству, помня свое крестное цЪлованіе, идетъ на Запорожье, чтобы усмирить козаковъ. Ты, князь Григорій Григорьевичъ, съ государевыми ратными людьми перейди за ДнЪпръ и стой противъ ляховъ и татаръ, а я отправляюсь справляться съ бунтовщиками. Намъ извЪстно, что многіе бунтовщики говорятъ, будто мы царскому величеству служим невЪрно; и мы живымъ Богомъ обЪщаемся и клянемся небомъ и землею... великому государю вЪрно служить" [10]. Однако, Ро&юдановскии, без воли государя, не решился выйти из Переяслава за Днепр. Казалось ли ему опасным отделяться от других московских полков, или же самая измена запорожских козаков представлялась князю раздутой, в точности неизвестно.
А запорожские козаки, доподлинно доведавшись, в какую сторону направлены все симпатии Виговского, если верить известию гетманского сторонника уманского полковника Михаила Ханенка, действительно нечто замышляли против Виговского; они вошли в сношение с крымским ханом и, соединясь с ним, задумали идти на гетмана [11].
Узнав об этом и прикинувшись вполне верящим вслух относительно замыслов запорожских козаков, гетман Виговский написал октября 29 числа боярину Борису Ивановичу Морозову письмо, чтобы он сделал известным царю о возмутительных действиях "своевольных" в войске запорожском людей, не радеющих о вере и достоинстве его царского величества, внушил бы царю мысль не верить доносам подобных "своевольников" и просил бы царя карать их "по своему государскому милосердному разуму" [12].
Посланный на Украйну октября 22 дня для разузнания о состоянии умов в южной России и Запорожье стряпчий Димитрий Рагозин, со слов подначальных Виговскому лиц, доставил такие сведения в Москву: "Изъ Запорогъ пошли къ великому государю посланцы безъ гетманскаго ведома, а въ Запорогахъ многіе голяки возстали и худые людишки не слушаютъ полковниковъ, сотниковъ и асауловъ, говоря, что они ихъ побьютъ и животы ихъ себе поберуть... Въ Запорогахъ козаки шатаются и бунтуютъ и не слушаютъ начальныхъ людей и безъ гетманскаго вЪдома послали къ великому государю посланцевъ; и гетманъ въ Запороги послалъ, чтобъ къ нему бунтовщиковъ прислали, а будет не пришлютъ, то гетманъ велЪлъ собираться полкомъ; хочетъ идти на Запороги и вырубить" [13].
Заводчиками всего дела против Виговского на Запорожье были Яков Клишенко да Дмитрий Сеченая-Щека;, Клишенка поймали в Кременчуге, а Сеченая-Щека был прислан к гетману с листом от запорожцев в Чигирин,— обоих гетман сковал и бросил в тюрьму [14]. Но кроме Клишенка и Сеченой-Щеки у гетмана явились и другие враги: настоящим "заводчиком" дела оказался полтавский полковник Мартын Пушкарь. Понимая так же хорошо Виговского, как и запорожцы, и находя полное сочувствие у низовых козаков, Пушкарь открыто восстал против Виговского и отправил в Москву четырех человек посланцев с доносом, на гетмана. Он доносил, что Виговский неверен московскому царю, что он сносится с польским королем и с татарскими ордами, хочет воевать города украинные, а его пособник, миргородский полковник Григорий Лесницкий, вмещает смуты, будто царское величество хочет у козаков вольности отнять и в солдаты их писать [15].
Пылая ненавистью к запорожцам и похваляясь идти на них походом, Виговский разослал по дорогам два полка, Прилуцкий и Нежинский, и одну хоругвь ляхов под Кременчуг, Максимовку, Переволочну, Гофу, Федгривку, Хорол и Поток, чтобы поймать запорожских посланцев, отправленных к царю, но посланцы успели пройти другими путями и доехать в Москву [16].
Желая уничтожить свидетельство своих зложелателей, гетман отправил от себя послов к царю Юрий Миневского да Ефима Коробку. Послы прибыли в Москву ноября 8 дня. С них в тот же день сняли допрос о цели их приезда. Они отвечали, что приехали просить царя об утверждении гетмана в его звании; извещали о сношениях поляков с татарами; о намерении Польши воевать Малороссию; о выступлении татар к Черному лесу; о походе малороссийских козаков под Очаков и Перекоп; о присылке крымского хана к гетману с просьбой о згоде; о перезывании поляками гетмана на службу Польше; о сношениях турецкого султана с гетманом по вопросу недопущения козаков на Черное море и к его берегам с целью нападения на города и селения и, наконед, с объявлением нелицемерного желания со стороны гетмана служить московскому царю до кончины живота [17].
Юрий Миневский готов был уже отъехать из Москвы, как вдруг ноября 16 дня приехал от гетмана новый посланец Самойло Кочановский, с жалобой царю на запорожских козаков. Тогда Юрия Миневского задержали в Москве и стали собирать сведения от обоих послов о запорожских козаках и о причинах их возмущения против новоизбранного гетмана.
— Случалось-ли им, Юрию да Самойлу, говорить о том, от кого происходит бунт в Запорожье и кто тому заводчик?
— Бунтует в Запорожье козак Яков Барабашенко с разными своевольниками и гультяями, и хочет он учинить в Запорожье такие же порядки, что и в войске при гетмане.
— Государь, его царское величество, изволит послать свой государев указ к окольничему и воеводе, князю Григорию Григорьевичу Ромодановскому и велит ему от себя послать приказ в Запорожье с тем, чтобы козаки перестали бунтовать и повиновались гетману.
— Милости царского величества гетман будет рад, но с теми своевольниками можно бы справиться гетману и самому, но он не смеет, потому что не утвержден еще его царским величеством на гетманстве.
— Великий государь, его царское величество, изволил дать свою грамоту, жалованную на подтверждение гетмана Ивана Виговского... и в войске запорожском шатости никакой ни от кого не будет, а если кто начнет бунтовать, то его можно усмирить. Его царское величество, великий государь, желает знать, когда гетмана Ивана Виговского выбирали на гетманство, па первой и второй раде, то много ли было полковников и сотников, и простой черни, а также были ли на тех радах запорожские козаки и не было ли от них в то время какого-нибудь рокоша?
— На первой, раде в Чигирине было немного полковников и черни, были и из Запорожья козаки на той раде, но рокоша никакого не было. А когда была другая рада в Корсуне, то из Запорожья на той раде козаков не было; если бы за ними посылать, то это бы заняло недели три или четыре времени, да и посылать за ними не для чего, потому что в Запорожье живут их же братия козаки, которые переходят туда из городов для промыслов, а иной переходит и потому, что здесь пропьется да проиграется; жены же их и дети все живут по городам; впрочем, запорожцы на вторую раду присылали от себя письмо о войсковом деле.
— Много ли всех козаков в Запорожье?
— В Запорожье всех козаков немного, и когда был самый большой сбор, именно во время похода под Очаков, их было в походе и в Запорожье около 5000 человек, и то все вновь пришедшие; а теперь многие из них пришли в города к женам и детям.
— Раньше этого времени гетманы живали в Запорожье или в городах? Откуда выбирали гетманов? Откуда выбран Богдан Хмельницкий?
— Раньше этого времени гетманы и все войско больше жили в Запорожье, потому что в то время они ходили за добычей на море лодками, да и гетман Богдан Хмельницкий выбран был гетманом в Запорожье, и сам он был запорожанином.
— А не думают ли они, послы, что и впредь запорожцы будут бунтовать вследствие того, что не были при избрании гетмана на второй раде?
— От запорожцев они, послы, бунтов не ждут, потому что гетмана избирали всем войском, но лучше бы сделать так, чтобы великий государь, его царское величество, изволил послать в войско, кого он найдет способным, и собрать полковников, сотников, всю чернь городовую и козаков из Запорожья и устроить вновь большую раду, и кого на той раде, при посланце от царского величества, всем войском и народом выберут гетманом, тот бы и остался в этом звании и принес бы присягу.
- Где же быть раде?
- Пристойно быть раде в Переяславе, потому что, то место людное и всем к нему близко.
- А как козаки под Очаков из Запорожья ходили, то ходили они по войсковому ли совету?
- В то время козаки запорожские ходили по войсковому совету, потому что в то время наступали на них крымцы и татары.
В одно время с посланцами Виговского оказались в Москве и посланцы от запорожских козаков: атаман Михаило Иванов Стрынджа с товарищами Иваном Степановым, Яковом да Семеном Остафьевыми и двадцатью тремя простыми козаками; они отправлены были к государю кошевым атаманом Яковом Барабашом из Запорожья без ведома гетмана [18].
Запорожские посланцы явились в Москву ноября 21 дня с подробной инструкцией о том, что и как говорить перед царем и чего домогаться для Украины и Запорожья; Эта инструкция состояла из следующих семя пунктов:
Отдать нижайший челобитный поклон его царскому пресветдому величеству от Якова Барабаша, "гетмана кошевого" запорожского, и от всей запорожской черни.
Известить царскому величеству о том, что хотя все войско и вся чернь, как живущие в городах, так и козаки на Запорожье, и несут большие обиды и притеснения от гетмана Виговского, его полковников и других начальников городовых, однако терпят все это до царского указа; увидя же великую измену от старшин городовых его царскому величеству, все войско запорожское, ради этих прямых причин, после рады, отправило из Запорожья, с Коша, своих послов с извещением царскому величеству.
Известить царскому величеству, что ныне вся чернь войска Запорожского доподлинно узнала о том, что еще при жизни гетмана запорожских войск Богдана Хмельницкого, гетман, вся старшина, все полковники и вся чернь учинили, неизвестно для чего, присягу с седмиградским князем Юрием Ракоцием, королем шведским, воеводами волошским и молдавским; теперь же, для измены царскому величеству, вся старшина городовая шлет листы крымскому хану и войско запорожское к тому склоняет, простая де чернь на то не склоняется и, не желая делать никакой измены, бежит из городов от старшин в Запорожье и рассказывает здесь об измене царскому величеству старшин городовых; запорожское же войско и вся чернь его, как присягали несколько лет тому назад царскому величеству, так и теперь верно на вечные времена служат и хотят служить. Богу и великому государю поклоняются, за своего царя считают, за царя и веру православную умирать готовы. Другим же королям, князьям, воеводам и крымскому хану войско запорожское присягать не желает и без ведома царской милости ни посылать листов, ни отправлять послов к неверным царям, согласно своей присяге, никогда не будет и не желает.
Известить, царскому величеству, что после смерти гетмана Богдана Хмельницкого поставляли в гетманы Ивана Виговского полковники и вся старшина городовая, чернь же и все войско запорожское о том вовсе ничего не знали и в раде не присутствовали. Обо всем этом войско, живущее за порогами, хотело известить через послов царское величество, согласно давнему войсковому обычаю; но старшина городовая, остерегаясь того, сочла это за бунтовство и солгала перед царским величеством, написав, будто бы в последние, годы, со времени присяги всего запорожкого войска царскому величеству, между войском запорожским никаких бунтов и ссор не бывало, и вся чернь единогласно питает одну любовь и верно и приятно служить царской милости. А между тем гетман Иван Виговский с полковником миргородским Григорием Сахненком [19] и другими полковниками ныне и недавно снова поновили свою присягу семиградскому князю Ракоцию, шведскому королю и воеводам волошскому и молдавскому присягали, неизвестно с ведома ли или без ведома царского велнчества. Все же войско запорожское Малой России, как поддалось, со всеми землями и городами под высокую и крепкую руку царской милости, так и ныне неотменно и неподвижно при той жалованной грамоте пребывает, к изменникам приставать ни хочет и во всем воле царской желает быть послушным, а чтобы государь за донесение на войско не опалился, оно слезно бьет челом великому государю.
Известить царскому величеству, что гетман, все полковники и вся старшина городовая очень гневаются на запорожцев за то, что они, выходя из Запорожья водою и полем под татарские города, милостью божьей и счастьем царского величества, большие обиды поганцам татарам чинят, победы над ними одерживают и полонянников, православных христиан, оовобождают; сташина городовая этого не любит, говорит, что, вследствие драк запорожцев с татарами, она не может учинить присяги и помириться с крымским ханом.
Известить его милости царю, что крымский хан со всей ордой сидит пока дома, но имеет умысел пойти зимой на украинные города, чего ему Господь Бог да не поможет.
После всего просить царское величество от имени черни и войска запорожского поскорее отпустить послов и товарищей назад в Запорожье [20].
Ноября 23 дна запорожские послы Михайло Иванов Стрынджа с Иваном Степановым, Яковом Остафьевым и Семеном Остафьевым позваны были дьяками Алмазом Ива-новым и Ефимом Юрьевым в посольский приказ.
— С какими обидами запорожские посланцы пришли на гетмана, его полковников и старшину? — спросили дьяки послов.
— Когда запорожцы находились за польскими королями и когда учинились при гетмане Богдане Хмельницком за московским государем, тогда у них ни вольностей не отнимали, ни налогу на них не накладывали, ни промыслов чинить им не забороняли; теперь же, когда выбран был в гетманы Иван Виговский, сам он и некоторые, хотя и не все, из его друзей и советников, миргородский полковник Григорий Яхненко с товарищами, стали отнимать у нас вольности, ловить в речках рыбу, продавать вино, и все то отдают на ранды (аренды), и все те сборы, какие собираются в запорожском войске, все их отбирает себе гетман, ничего не дявая войску и объявляя, что всю ту казну он употребляет на посольские расходы, послов же и посланников принимает у себя и отпускает без указа; при прежних же, польских, королях войско запорожское послов иных государств без королевского указа не принимало; также и теперь, когда войско под царской высокой рукой учинилось, принимать послов без указа и тратить на них казну не годилось бы. И великий государь, его царское величество, пожаловал бы войско запорожское, не велел бы ни гетману, ни полковникам ломать у него вольностей и отнимать, чем кто кормился, промыслов.
— Великий государь желает, заметили посланцам, чтобы подданые православные христиане жили между собой в совете и чтобы через то, глядя на них, христианские народы радовались, а неприятели страшились; а как Ивана Виговского выбирали в гетманы, то тогда было две рады, одна в Субботове, другая в Корсуне, и в то время присутствовали все полковники.
— Не все полковники и не все войско выбирали Виговского на гетманство; выбирали его только ближние друзья: Григорий Лecницкий, ирклеевский, полтавский да нежинский полковники. И сначала, как только они задумали выбрать гетманом Виговского, то Григорий Лесницкий собрал войтов из всех городов своего полка и стал обманом их спрашивать, хотят ли они служить великому государю, на что те ответили, что служить великому государю они рады. Тогда он собрал сотников своего полка и стал им говорить, чтобы они от великого государя отступили и поддались бы крымскому хану, потому что, будто бы, великий государь хочет прислать к ним воевод, вольности их отнять, в козаки только 10000 человек написать, а остальных в солдаты и драгуны отдать. Но и сотники ответили то же, что войты, именно, что от великого государя отступить не хотят. Тогда Лесницкий многих из них за то, побил, в тюрьму побросал и всякие промыслы, кто чем кормился, поотнимал, и некоторые из тех сотников в их неволи поуходили и в Запорожье прибежали и обо всем затеянном Виговским и его полковниками запорож