В действительности сам Виговский, обвиняя запорожцев в измене царю, думал о переходе к польскому королю и ждал только удобного случая, чтобы осуществить свою мысль. Ведя себя попрежнему весьма осторожно, он действовал через своих сторонников, в особенности миргородского полковника Григория Лесницкого, которые старались отвратить массу украинского населения и простых козаков от московского царя, пугая их известиями о разных мерах, затеваемых Москвой, и склоняя к польскому королю. В самом конце месяца ноября 1657 года у Лесницкого и козаков была рада и на раде полковник читал какие-то пункты, будто бы присланные из Москвы: "Приказано отъ царскаго величества быть только десяти тысячамъ козаковъ въ ЗапорожьЪ, а что сверхъ этого окажутся козаки, темъ быть въ драгунахъ и солдатахъ, а съ рандъ брать все на великаго государя, да съ насъ же (полковниковъ и другихъ старшинъ) брать со всего десятину... Писалъ къ намъ царское величества и шлетъ ближняго своего боярина АлексЪя Никитича Трубецкого съ ратными людьми и съ воеводами, которымъ приказываетъ быть въ нашихъ городахъ. И хочетъ царское величество у насъ волю отнять по своему желанію, и хочетъ съ насъ великія подати брать, что получается съ орандъ и съ мельницъ на войско запорожское... И какъ царь да Москва возьмуть въ свои руки, то ужъ нельзя будетъ намъ ходить въ сапогахъ и въ суконныхъ кафтанахъ, и будутъ насъ загонять въ Сибирь или Москву, царь и поповъ къ намъ своихъ нашлетъ, а нашихъ туда погонитъ" [33].
Возбудив таким образом сомнение в русском царе относительно верности ему запорожских козаков, Виговский в то же время старался возбудить сомнение относительно самого царя и его благих видов на Украйну в малороссиянах. Казалось, он руководился правилом латинской пословицы "раздели и покоряй" и сообразно ей поступал в своих действиях. Но так как ничего не бывает тайного, что не сделалось бы явным, то и подлинные планы Виговского скоро сделались известны в Москве. Декабря 5 дня, 1657 года в Запорожье был донской козак, некто Григорий Савельев по прозвищу Зять. Выйдя из Запорожья, оа дал показание воеводе Семену Львову да дьяку Григорию Башмакову относительно тайных замыслов Виговского и главных сторонников его. Зять рассказывал, что в прошлом году приходил с Дона в Запорожье станичный атаман Самаринов с 300 козаков, в числе коих был и он, Григорий Зять, для похода вместе с запорожцами, под крымские улусы, с целью захвата языка. Соединясь с запорожцами, донцы ходили под крымские улусы, но, не добыв там языка, возвратились на Дон, оставив в Запорожье 20 человек козаков, между коими был и Григорий Зять. После этого запорожцы с оставшимися донцами три раза ходили под Очаков и всякий раз возвращались без всякой добычи. В это время Зять узнал, что низовые козаки переняли тайные листы гетмана Виговского, писанные им к крымскому хану, вычитали те листы на раде и из них открыли, что Виговский задумал вместе с миргородским полковником Григорием Лесницким изменить московскому царю, соединиться с польским и шведским королями и с крымским ханом и воевать государевы города. Вычтя те гетманские письма на раде, запорожцы послали от себя посланцев Михаила Стрынджу и товарищей с известием о том московскому государю и с запросом к нему, что он прикажет, после всего этого учинить с гетманом Виговским. К сказанному донской козак прибавил, что находясь в Запорогах, он слышал о переправе крымского хана через Днепр для соединения с Виговским и видел намерение запорожцев препятствовать ему, но за великою силою татар не осмелившихся сделать такого нападения. Сверх всего этого, Григорий Зять передал и о том, что против Виговского явным противником выступил полтавский полковник Мартын Пушкарь, и что гетман Виговский много раз призывал его к себе в Чигирин, но, не дождавшись добровольного прихода его, отдал приказание насильно захватить своего врага.
Обо всем этом воевода Львов и дьяк Башмаков донесли в Москву: "Да гетманъ же Виговскій не велитъ пропускать къ запорожскому войску пороху и свинцу и запасовъ, и по всЪмъ городамъ и по рЪкамъ поставилъ крЪпкую сторожу... А какъ ему, гетману, вЪдомо учинилось, что его посланниковъ поймали съ листами, то онъ посылал по кишенскаго атамана Любчича и велЪлъ взять его къ ceбЪ. въ Чигиринъ и карать за то, что не поймалъ запорожцевъ, ехавшихъ къ государю, и не прислалъ ихъ ему, гетману, въ Чигиринъ. За то теперь гетманъ приказал Любчичу, чтобы онъ тЪхъ запорожскихъ козаковъ, которые будутъ возвращаться назадъ отъ государя, поймалъ и прислалъ къ нему въ Чигиринъ. А крымскій хакъ уже переправился черезъ ДнЪпръ съ болышимъ войскомъ у Очакова, идетъ къ гетману Виговскому и хочетъ ударить на государевы козацкіе и украинскіе города, вскорЪ по зимнему пути" [34].
Отправленный в Москву донской козак Григории Зять, добавил к первому своему показанию еще то, что гетман Виговский, по слухам, которые ходят среди запорожских козаков, находится также и в сношениях с поляками, что с ним заодно миргородский полковник Григорий Лесницкий, но что чернь в городах малороссийских стоит твердо за московского царя, а гетману обещает во всем вредить: когда будут, возвращаться от царя послы запорожских козаков, то люди, которым гетман приказал схватить послов, к гетману их не повезут; напротив, соединяться с ними и начнут хватать гетманскую старшину, которая в одной думе с ним. Татар же, которые переправились через Днепр на нашу сторону, запорожцы хотели побить, но, видя, что их чересчур много, не решились на то. Услыша он, Григорий Зять, измену гетмана в ноябре месяце, после филипповых заговен, нарочно пошел из Запорожья, чтобы донести близким людям государя: о замыслах гетмана [35].
Как и следовало ожидать, гетман, узнав о поносе, сделанном в Москве донским козаком, тот же час отправил от себя посланцев в Москву Никифора Емельянова с двумя товарищами, пятью козаками и с одним крымским татарином Урасом [36], пойманным, будто бы, под Уманем. Прибывшие в Москву, гетманские посланцы говорили, что теперь гетмана все слушают и все с ним живут в согласии, что на гетманстве он останется всего три года, до тех пор, пока возмужает Юрий Хмельницкий; что, будто бы, гетман вовсе не думал вступать в дружбу с крымскими татарами и даже отправил их шеститысячный отряд, приходивший нод Умань пред заговенами на филиппов пост; что он, заставил их уйти назад и добыл языка, татарина Ураса Рысаева. Однако, этот же самый татарин, допрошенный в приказе, показал, что шли они, татары, всего лишь шесть человек к царевичу Калге в Аккерман; на них двое пошли в Аккерман, а четыре поехали к Черкассам, чтобы одобычиться там; а числе первых был и Урас; на них наскочили козаки, одного убили, а его, Ураса, захватили живым в плен. А что до ратных крымских людей, то все они находятся пока с царем в Крыму и выйдут на Украйну только тогда, когда станут реки, и то по просьбе гетмана, который сам присылал к крымскому хану послов, чтобы быть им в дружбе.
Однако, московский царь и тут не поверил или не хотел поверить справедливым вестям об истинных симпатиях гетмана к татарам и ляхам и о несомненной антипатии его к Москве. Царь даже одарил гетманских посланцев и мирно отпустил их назад [37].
Итак, ни запорожцы, ни донцы, ни даже сами татары не успели поколебать веры царя в гетмана Виговского. Но теперь против него выступил собственный полковник Мартын Иванович Пушкарь. Летописцы различно объясняют причины вражды Пушкаря к Виговскому. По одним, более близким к описываемому событию, Пушкарь ожесточен был против Виговского за то, что не был приглашен в Переяслав при окончательном избрании Виговского на гетманство [38]. По другим, стоящим дальше от описываемых событий, летописцам, за то, что Виговский вместо того, чтобы "быть только, за гетмана", сделался настоящим гетманом [39]. В царской грамоте говорится на этот счет, что полковник Пушкарь действовал по наущению посланцев Барабаша Михаила Стрынджи с товарищами [40]. Так или иначе, но Мартын Пушкарь, проведав, куда протягивает свои руки гетман, тотчас же решился объявить себя против его замыслов. Где же должен был Пушкарь искать себе сочувствия и помощи против Виговского? Нигде, как в Запорожье. Итак, Пушкарь снесся с запорожцами и стал просить у них для борьбы, которую он имел открыть с гетманом. Запорожцы дали Пушкарю 600—700 человек доброго товариства с Яковом Барабашом во главе и отправили их в Полтаву. В Полтаве Пушкарь присоединил к запорожцам свой полк и готовился оказать сопротивление Виговскому. Последний, видя вооружение Пушкаря и неприязнь к себе запорожцев, пытался сперва подействовать на Пушкаря путем убеждения, но, не успев в этом, отправил посланца к крымскому хаку с просьбой о помощи. Хан отвечал, что он все сделает, чего потребует от него гетман [41].
Итак, затевалась борьба Виговского и ето сподвижников, тайных врагов Москвы, и Мартына Пушкаря и его союзника Якова Барабаша, явных сторонников Москвы. Сама Москва была на стороне гетмана, во-первых, потому, что она поддерживала принцип должного повиновения властям, а, во-вторых, потому, что Виговского защищал весьма известный и весьма влиятельный в то бремя человек, нежинский протопоп Максим Филимонов.
В продолжение всего этого времени запорожские посланцы Михайло Стрынджа и товарищи, отправленные в Москву с перехваченными листами от гетмана к крымскому хану, все еще не успели возвратиться назад. Принятые царем в Москве, они выехали в обратный путь только в половине января 1658 года и везли с собой царскую грамоту к войску "для полной рады" [42]. Доехав до города Путивля, Стрынджа послал в Полтаву к полковнику Мартыну Пушкарю козака с просьбой выслать ему в Путивль для охраны от Виговского несколько десятков человек собственных козаков и дать известие в Сичь, чтобы за порогами Днепра товарищи Стрынджи не печалились о нем, потому что он благополучно возвращается назад с данными грамотами и жалованьем от царя. Пушкарь, получив просьбу Стрынджи, дал известие о нем в Запорожье и вместе с тем послал от себя двух козаков в Путивль, Данила Герасимова и Ярему Маркова, предупредить Стрынджу о том, что Виговский жестокий враг запорожцев, затеявший "злую и явственную против царского величества прехитрость", стережет запорожских послов в Константинове и хочет поймать их. Пушкарь горячо убеждал Стрынджу не верить никаким клеветам и обнадеживаниям Виговского, который, забыв Бога, правду и крестное царскому величеству целование, с обманом живет н с хитростью от царя отступает: "Васъ, товарищей моихъ, прилежно прошу и оберегаю пребывать въ береженьЪ от Виговскаго, всЪмъ воеводамъ и окольничьимъ объ измЪнЪ его вЪсть чинить, чтобы намъ, христіанамъ, вЪру православную и церкви божіи соблюсти". Предостерегая Стрынджу о коварстве Виговского, Пушкарь вместе с тем извещал его, что на Запорожье поставлено полтораста товарищей, а в Великом Лугу, при Паломе, заняв несколько улусов, двести человек козаков ожидают счастливого возвращения своих послов. Получив лист Пушкаря, Стрынджа передал его путивльскому воеводе Зюзину и стал просить воеводу отпустить его, Михаила Стрынджу и двух черкас, от Пушкаря присланных, в Москву. Воевода Зюзин отправил письмо Пушкаря к царю, но самого Стрынджу без царского указа не решился отпустить в Москву [43].
Письмо Пушкаря к запорожцам написано было января 19 дня, а февраля 6 дня Пушкарь написал письмо самому воеводе Зюзину. В письме Зюзину Пушкарь прежде всего старался уверить воеводу в изменнических замыслах и недоброжелательстве Виговского к московскому царю: гетман царскому величеству изменил и, помирившись с ляхами и ордой, идет на украинные города и хочет взятьем и огнем всю Украйну разорить; потом Пушкарь извещал воеводу, что он отправил в Москву своих посланцев Петра Яковенка с товарищами, для выражения собственной верности царю и готовности служить против всех супостатов его; наконец, просил воеводу снабдить его посланцев подводами и продовольствием и поскорее отпустить в Москву, а запорожских посланцев, прибывших из Москвы в Путивль, поскорее отправить в Сичь. Воевода Зюзин и это письмо Пушкаря отослал в Москву [44].
Царь, получив эти известия от Зюзина, по-прежнему не придал особенной веры словам Пушкаря, не позволил вернуться Стрындже назад, и Стрынджа, пробыв долгое время в Путивле, сам потом без отпуска в Запорожье ушел [45].
Не вызвав должного внимания к себе со стороны московского царя, зато заручившись полным содействием со стороны низовых козаков, полковник Пушкарь решил выступить против Виговского с оружием в руках: "И тогда воспалился огонь междоусобной козацкой брани на УкрайнЪ" [46]. В ту пору, еще от времени Богдана Хмельницкого, на Украйне жили особые наемные или так называемые затяжные войска, состоявшие из сербов, волохов, поляков и немцев, нанимавшиеся за деньги воевать за кого угодно и против кого угодно. Виговский послал против Пушкаря двух полковников, Ивана Богуна с козакамн да Ивана Сербина с наемными сербами, всего до 1500 человек.
Однако, этот поход окончился для Виговского самым неожиданным образом. Успех предприятия зависел от быстроты действий гетманского войска. Гетман же сам остался в Чигирине, а Богуну и Сербину приказал идти на Полтаву. Но сербский полк, по ошибке, не попал в Полтаву, а пришел к местечку Великим Будищам. Пушкарь во-время узнал об этой ошибке своих противников, немедленно выслал претив них запорожского полковника Якова Барабаша с частью городового и запорожского войска, которого "всего до шести и седмисотъ быти могло" [47]. Яков Барабаш, как опытный и бывалый вождь, решился воспользоваться ошибкой противников; он немедленно выступил со своими козаками из Полтавы к Диканьке и тут, за долиною Голтвою, против байрака Рога Жукового неожиданно напал на сербов. Сербы, не придвидя опасности, спокойно сидели и готовили себе обед. Барабаш нанес им решительное поражение. Битва произошла января 25 дня [48].
Но сторонников Виговского не испугала эта первая неудача, и миргородский полковник Лесницкий немедленно разослял приказания в полки других полковников, чтобы все начальники за одну ночь поспешили к нему с войском и вместе с ним ударили бы на Пушкаря и Барабаша. Тогда, по зову Лесницкого, собрались: нежинский полковник Гуляницкий, лубенский Павел Швец, черниговский Оникий Селичихей, прилуцкий Петро Дорошенко; к ним присоединился и сам Лесницкий с полком. Пушкарь, слыша о сборах своих противников, в свою очередь старался усилиться войсками: он стал приглашать к себе всех охотников до войны; тогда к нему потянулись винники, броварники, пастухи, наймиты. Пушкарь вооружил их чем попало: рогатинами, косами, киями, составил из них особый полк так называемых "дейнеков", присоединил к ним собственный полтавский конный полк и затем отряд запорожских козаков с Яковом Барабашом во главе, после чего решился двинуться против Гуляницкого к Миргороду. Но Гуляницкий уклонился от битвы и отступил от Миргорода к Лубнам, боясь, чтобы собственное его войско не перешло на сторону Пушкаря. От Лубен Гуляницкий отступил дальше к Лохвице. Пушкарь всюду следовал за Гуляницким, но не могши ему причинить вреда, повернул от Лохвицы на Глинское, а оттуда восвояси; на обратном пути он много принес "шкоды" войску Гуляницкого [49].
В это самое время приехал из Москвы на Украйну боярин Богдан Матвеевич Хитрово, имевший поручение от царя утвердить на новой раде Ивана Виговского в звании малороссийского гетмана. Рада собрана была в начальных числах февраля в городе Переяславе, и на ней Виговский, выбранный в треткй раз гетманом, утвержден был со стороны царя. Принимая гетманскую булаву из рук московского посла, гетман и вся рада принуждены была согласиться на присылку воевод в украинские города.
На раде в Переяславе не были ни Яков Барабаш, ни Мартын Пушкарь: во все это время они стояли в Гадяче, не осмеливаясь напасть на Виговского в Переяславе, потому что там был посол московского царя, которому они верно служили. Февраля 18 дня того же 1658 года царский посол уехал из Переяслава, а марта 3 дня запорожскому посланцу Михаиле Стрындже, ездившему от кошевого атамана Якова Барабаша в Москву, дан был подарок три пары соболей в пять, в четыре и в три рубля, чтобы он от бунтов унялся, полковника Пушкаря и других заводчиков уговаривал и тем великому государю служил. Кроме того, дан был подарок, соболь в два рубля сыну полковника, Андрею Пушкарю, за то, что он уговорил Мартына Пушкаря приехать в Лубны и распустить войска. Сам полковник Пушкарь за то же дело получил три пары в пять рублей и одну пару в четыре рубля [50]. Царь грамотою, писанною апреля 6 дня, извещал малороссийских полковников о том, что Мартын Пушкарь бил челом и учинил веру царскому величеству перед окольничьим Богданом Матвеевичем Хитрово в городе Лубнах, обещал быть в послушании у великого государя и бунтов никаких не вчинять [51].
Так, Виговский, искусно разыгрывая роль преданнейшего московскому царю слуги, утвержден был на гетманском уряде и в Переяславе, а между тем ровно через месяц после этого он писал своему отцу Остафию Виговскому в город Гоголев, что, ввиду приглашения его, с одной стороны в Москву, а с другой — ввиду сборов большой рати в Польше и Литве он, оглядываясь во все стороны, не знает, на что ему решиться. "Ума не приложу, не вЪдая, в какую бы мнЪ сторону обернуться; прошу тебя, отецъ мой добродЪй, посовЪтуй мнЪ" [52].
Тем временем запорожцы, по отъезде воеводы Хитрово из Лубен, лишили кошевства своего прежнего атамана Пашка и выбрали вместо него какого-то Шкурку [53] и на раде, собранный марта 20 дня, постановили или идти на Чигирин, или же, перебравшись через Самарь, идти к полковнику Пушкарю и "по траве" начинать раду. В это же время малороссийские козаки напали на шурина Виговского, Ивана Бублевского, замучили его "мучительски", тело бросили псам на съедение и не позволили бывшему при нем монаху предать прах земле. Источником всех бедствий гетман Виговский считал царскую грамоту, данную запорожским посланцам Михайле Стрындже с товарищами: обращая смысл этой грамоты в свою пользу и распуская молву о царской милости сделать вольное избрание на Запорожье гетмана, запорожцы той грамотой так взбунтовали украинцев, что они, побросав жен, детей и дома, ушли из городов в Запорожье для избрания в гетманы человека, который им будет люб [54].
Видя надвигавшиеся отовсюду тучи и желая обезопасить собственную личность, гетман Иван Виговский отправил в Москву посланцев, полковников Григория Лесницкого, Прокофия Вережецкого и Ивана Богуна, с извещениями о делах Запорожья и Украйны и различными мероприятиями для усмирения бунтовщиков и гультяев, заводящих смуты. Посланцы прибыли в Москву апреля 20 дня с инструкциями от гетмана и подверглись в посольском приказе троекратному допросу, в первый раз от дьяка Ефима Юрьева, во второй раз от боярина Василия Борисовича Шереметьева, окольничьего Богдана Матвеевича Хитрово, дьяков Алмаза Иванова и Ефима Юрьева, и в третий раз от боярина Васидия Борисовича Шереметьева с товарищами.
Посланцы прежде всего высказали желание гетмана послать в шесть малороссийских городов — Белую Церковь, Корсунь, Нежин, Полтаву, Чернигов и Миргород — царских воевод; для Малороссии после Богдана Хмельницкого, который допустил воеводу лишь в один город Киев, воеводы в шести новых городах были новым явлением. Затем посланцы предложили оставить на Украйне только 60000 человек коэаков, а остальных вывести за реестр и чрез то с течением времени привести в спокойное настроение всю Украйну.
— Вы бьете челом, чтоб великий государь изволил послать в войско запорожское комиссаров и учинить бы списковое число войска в 60000 человек; но в инструкции, какую вы подали, о том не пишут ни гетман ни полковники, а потому можно ли верить, что вы бьете челом от всего войска?
— Царскому величеству бьем челом о том по приказанию гетмана и всего войска запорожского.
— Коли о том деле приказали вам бить челом царскому величеству гетман и все войско запорожское, то вам бы для верности подписаться к челобитью своими руками.
По этому слову Лесницкий приказал писарю своему подписаться вместо полковника и его товарищей на челобитном листе, и допрос продолжался снова.
— Прежде сего сказывали вы дьяку Ефиму Юрьеву, что когда Иван Донец шел на Чигиринский полк, то многих людей посек, порезал и пограбил, а вчера, будучи у боярина царского величества, вы про то не сказывали.
— Как окольничий Богдан Матвеевич Хитрово с товарищами пошел из Лубен, то после него пошел из Лубен к себе и полковник Мартин Пушкарь, а Иван Донец стал собирать гультяев в Лохвице и, собравшись с ними, пошел на Чигиринский полк; дорогой гультяи побили много людей и пограбили; в то же время, слыша об этом походе, взбунтовались своевольники в Миргороде и Лохвице и убили двух сотннков и трех челядников Лесницкого. Однако, Ивана Донца с его гультяями удержал Мартын Пушкарь.
— Вчера вы говорили, что полковник Пушкарь уже усмирился, живет дома и войско свое распустил, а бунты чинит новоизбранный миргородский полковник Степан Довгаль.
— Все бунты сперва начались от Пушкаря; а ныне он и сам тем бунтам не рад, и рад бы усмириться, да не может от того отстать, потому что его сбивают с пути Стрынджа и Донец; теперь своевольников еще больше умножилось и, нужно думать, что Пушкарю быть убитым от них.
— Писал царскому величеству гетман Иван Виговский, что своевольники отставили в Запорожье прежнего кошевого атамана Пашка и выбрали иного кошевого Шкурку и собираются идти на Чигирин и другие черкасские царского величества города, а главные бунтовщики Стрынджа и Донец пошли в Запорожье; они стали рассылать свои листы о том, будто царское величество позволил им собрать раду на Солонице, по траве, и будто к ним от царского величества идет 40000 ратных людей на помощь; поэтому гетман просил великого государя послать на Запорожье свою грамоту и доброго дворянина усмирить тех бунтовщиков и своевольников. И великий государь свою грамоту послал и в той грамоте написано, какова именно дана была прежняя с Михаилом Стрынджею грамота, и тем словам, что вмещает Стрынджа, козаки не верили бы и от бунтов отстали. По приезде же в Запороги велено было тому дворянину собрать раду, на ней прочесть всем людям царскую грамоту и на раде же объявить вслух, что те, кто вмещал в мир смутные речи, должны быть, по войсковому праву, наказаны для того, чтоб другим поднимать смятение и начинать бунты не повадно было.
— За ту премногую милость государя гетман и все войско челом бьют и просят, чтобы великий государь приказал своему дворянину, который будет послан в Запорожье, прежнюю свою грамоту, посланную со Стрынджею, отобрать назад, - потому что чрез ту грамоту запорожцы вносят везде смуту и рассказывают, будто им ведено противников своих избивать: дворянина же того надо направить в Путивль и из Путивля в Чигирин, откуда гетман направит его прямее, даст ему провожатых и подводы; на Полтаву же ему ехать будет небезопасно от бунтовщиков... А Пушкарь послал в Запороги своего старшего сына возбуждать бунтовщиков и своевольников на гетмана и на черкасские города; в том же бунтовстве с ним миргородский полковник Довгаль; все своевольники собираются ныне на Запорогах [55].
В заключение гетманские посланцы подали царю в Москве одиннадцать просительных статей, в которых повторили то, о чем говорили в посольском приказе с боярами и дьяками [56].
Москва спешила воспользоваться предложением гетмана Виговского и послала в Киев воеводой боярина Василия Борисовича Шереметьева для приведения в реестр малороссийских козаков.
Отъезжая из Москвы, полковник Лесницкий просил царя, чтобы он укротил "свонмъ высокимъ рассмотрекиемъ" давних крамольников Мартына Пушкаря и Якова Барабаша [57].
Вслед за отъездом гетманских посланцев отправлены были на Украйну три царских, один за другим, посла: стольники Иван Данилович Опухтин с дворянином Никифором Волковым, Иван Алфимов и Петр Скуратов. Стольник Опухтин, выехав из Москвы, свиделся с Виговским мая 1 дня, 1658 года, и прежде всего должен был выслушать от гетмана жалобу на Пушкаря и Барабаша, разорявших, по его словам, вместе с разными гультяями и запожскими козаками города и села и убивавших людей и грабивших их имущества. Пушкарь, забыв свое крестное целование, призвал к себе Барабаша с запорожцами и вновь стал проливать кровь христианскую; он рассылает письма по городам, в них гетмана называет ляхом, объявляет, что царское величество пожаловал для войны пушки, знамена и 40000 ратных людей. Гетман жаловался на него и царю, посылал к нему и собственных посланцев с приказанием прекратить ссоры, но Пушкарь не послушал гетмана, а его послов стал бить и в воду сажать. По всему этому, не по чему другому, гетман призвал к себе татарскую орду в 40000 человек [58] с мурзою Карач-беем во главе; заключил с ней договор и договор скрепил шертью на том, чтобы стоять против Пушкаря и Барабаша и против всех, кто будет идти на гетмана войной. Стольник Опухтин начал было отговаривать гетмана, чтобы он татар за Днепр не пускал и сам войной против Пушкаря не ходил, обо всем бы государю через гонцов сообщил, а самому ему, Опухтину, позволил бы поехать к Пушкарю и уговорить его всякие бунты прекратить. Но гетман ничего этого в резон не принял и мая 4 числа, собравшись с козаками, вышел из Чигирина против своих врагов, покинув в Чигирине самого стольника Опухтпна и дворянина Волкова. Дойдя до Днепра, гетман послал Опухтину письмо и в нем снова повторил свою жалобу на Пушкаря и Барабаша. По его словам, Барабаш, выйдя кз Запорожья, прошел Поток, Омельник и остановился в Кременчуге, откуда имеет идти до Максимовки и потом соединиться с Пушкарем и идти опустошать украинные города [59].
Для того, чтобы усмирить Пушкаря и Барабаша, отправлен был другой посол, стольник Иван Алфимов, лично к Мартыну Пушкарю с грамотою от царя. Выехав из Москвы, он прибыл мая 9 дня в первый черкасский город Константинов. В Константинове посол узнал, что Пушкарь вышел из Полтавы и расположился станом в нескольких верстах от Миргорода. Тогда Алфимов взял провожатых у полковника Степана Довгаля и направился в обоз Пушкаря. Не доезжая обоза, Алфимов был встречен полковником Мартыном Пушкарем и кошевым атаманом Яковом Барабашом; при Пушкаре было около 2000 человек козаков, при Барабаше несколько запорожцев, да 3 небольших, вывезенных из Коша, пушек; обоз находился на реке Голтве под Красным лугом. В лагере стольник Алфимов вручил Пушкарю государеву грамоту и, кроме того, на словах сказал ему, чтобы он бунты все прекратил; новой рады для выбора гетмана отнюждь не заводил; с гетманом в совете, любви и послушании жил; Ивану Донцу, распускающему слух о присылке на Украйну 40000 ратных людей, не верил; всех своевольников унимал и никакого кровопролития не допускал, а чрез то, что он полковника Богуна с 500-ми человек побил, государь, для обережения же самого же Пушкаря в город Полтаву воеводу послать приказал. Пушкарь, не признавая себя виновным, отвечал, что Иван Донец действовал сам по своей воле, а полковника Богуна и его 500 человек хотя он и разбил, то в этом сам гетман виноват: он прислал Богуна с 1500 человек сербов и те сербы начали православных христиан в Полтавском уезде разорять и в полон их хватать; оттого и побил он их 500 человек, обороняя себя [60].
После объяснения с царским стольником собрана была рада и на ней читана была царская грамота, в которой сказано было, чтобы полковник Пушкарь раз навсегда оставил всякие ссоры и жил бы с гетманом в совете, любви и послушании, а Якова Барабаша, Михайло Стрынджу и Ивана Донца ни в чем бы не слушал, потому что они делают бунты, говоря, будто бы весной имеет быть рада для избрания гетмана. Выслушав царскую грамоту, полковник Пушкарь отвечал, что государеву повелению он слушаться рад, но только зачем же гетман Виговский, перейдя Днепр с козаками и татарами, расположился в 20 верстах от табора Пушкаря и разоряет церкви божии, проливает кровь христианскую и хватает людей в полон? На это царский стольник возражал, что все эти бедствия происходят от самого же Пушкаря и могут прекратиться по его же воле, если он согласится быть в послушании у гетмана.
Когда стольник Иван Алфимов вел разговоры с полковником Пушкарем, в это время к нему подошел Яков Барабаш и стал спрашивать, нет ли у стольника какого-нибудь царского, приказа и для кошевого. На это стольник отвечал, что, по указу великого государя к нему, Барабашу, послан особо дворянин Никифор Волков. По на эта Барабаш возразил, что ни Волкова, ни другого кого он еще не видал. Тогда царский стольник спросил Барабаша, зачем он вышел из Коша с войской на Украйну. На этот вопрос Барабаш отвечая, что вышел для того, чтобы учинить раду и на ней выбрать гетмана, для чего и царская грамота запорожцам дана. Алфимов сказал Барабашу, что хотя такая грамота и дана запорожским козакам, но это сделано было тогда, когда еще не был выбран в гетманы Иван Виговский; для избрания же гетмана послан был боярин Богдан Матвеевич Хитрово; при нем собрана была в Переяславе рада и на этой раде полковники, сотники, асаулы, козаки и чернь выбрали гетманом Ивана Виговского. Теперь же, несмотри на то, он, Барабаш, соединясь с разными бунтовщиками, думает нового гетмана по своей воле избрать и с теми же своевольниками вновь христианскую кровь хочет проливать. В это время к разговаривавшим Алфимову и Барабашу стали подходить другие бунтари — миргородский писарь Сенча, миргородский казак Яков Черниговец и запорожский козак Михаило Стрынджа с товарищами; собрав возле себя множество людей, они подняли большой крик, начали бунтовать и сделали войсковую раду своим полком [61].
Это объяснение стольника Алфимова с Пушкарем происходило мая 14 дня; в тот же самый день гетман отправил универсал к запорожцам и полтавскому полку о том, чтобы они не верили своей старшине и покорились ему, как настоящему их вождю, истинно преданному его царскому величеству.
"Иванъ Виговскій гетманъ съ войскомъ его царскаго величества запорожскимъ, старшинЪ и черни, изъ Запорожья вышедшей, также сотникамъ, атаманамъ и всему товариству войска его царскаго величества запорожскаго, особенно находящемся въ полку полтавскомъ, желаемъ добраго здравія отъ Господа Бога. Не знаемъ и до настоящаго времени, чьимъ наученіемъ и по какому поводу, вышедши изъ Запорожья, вы чините на насъ, все войско его царскаго величества, безвинныя похвалки, обЪщая отобрать у нас пожитки наши и жизнь. Хотя намъ даже уже наскучило слышать отъ частыхъ людей о безвинныхъ убійствахъ, однако, мы были терпеливы до тЪх пор, пока вы, пришедши къ Кременчугу и ближнимъ къ нему городамъ, также къ Чигирину, не стали грозить намъ совершеннымъ истреблениемъ. Побуждаемые этимъ, мы пошли защищать нашу жизнь, а не проливать христіанскую кровь, какъ увЪряетъ васъ въ томъ ваша старшина, возбуждая противъ насъ, и усмирить и отвратить людей своевольныхъ и распущенныхъ отъ человЪческой крови. Мы имЪли отъ его царскаго величества изящный указъ, чтобы намъ жить безъ всякой мести, прекративъ ссоры и непріятности. И такъ мы воздержались вслЪдствіе указа его царскаго величества, надЪясь, что и вы будете послушны волЪ его. Однако, ваша старшина и теперь, добывъ себЪ какія-то особыя грамоты, производить злою ложью возбужденіе в средЪ своихъ же братій, обходя обманами вашу простоту. Въ этомъ вы можете убедиться изъ той грамоты, которая нынЪ вновь прислана къ намъ и ко всей старшинЪ и къ черни запорожской черезъ Никифора Хрисанфовича Волкова, дворянина его царскаго величества; еслибъ послалъ вамъ списокъ съ этой грамоты, вы бы меньше вЪрили; но лучше было бы, если бы вы сами прислали двухъ рассудительныхъ товарищей, чтобъ имъ прочесть грамоту и чрезъ нихъ прислать списокъ Вамъ. Въ той грамотЪ ясно и основательно пишетъ его царское величество, что онъ не даеть позволенія ни на какія своеволія, но приказываетъ жить всему товариству въ любви и единеніи, подъ нашимъ послушаніемъ. Можете изъ того узнать о нашей правотЪ и истинности, что его царское величество, принявъ милостиво и ласково нашихъ пословъ Прокопа Бережецкаго и Ивана Богуна, отпустилъ ихъ съ милостію, отправивъ послЪ нихъ съ почестью и Григорія ЛЪсницкаго, миргородскаго полковника; а Искру [62] съ другими, за ихъ плутни, и неправду, приказалъ удержать въ столицЪ. А если бы вы этому не повЪрили, то можете узнать изъ самаго дЪла, не видя ихъ возврата; его царское величество и къ намъ писалъ, что они не будутъ выпущены до тЪхъ поръ, покуда не будетъ челобитья отъ насъ къ его царскому величеству. А что некоторые изъ вашей старшины болтаютъ, якобы мы наняли орду для пролитія крови христианской, то того они не въ состояніи доказать... Самъ Барабашъ можетъ быть свидЪтелемъ нашей ласки и разсудительности къ нему, - Барабашъ, который, хотя передъ темъ и много дурного сдЪлалъ намъ, однако, ничЪмъ изъ своей маетности не былъ ограбленъ нами, какъ онъ лжетъ на насъ; напротивъ того, и хлЪбомъ и деньгами былъ вспомоществуемъ отъ насъ, какъ и теперь, если бы онъ оставилъ тоть злой уыыселъ и возвратился къ намъ, никакого мщенія и вражды отъ насъ не увидЪлъ бы. Пусть ни онъ, ни другіе не прельщають васъ деньгами, присланными с его царскимъ величествомъ въ уплату вамъ за четыре года, которыхъ мы у себя не имЪемъ, да и вы не можете надеяться получить, - спрашивайте их у вашихъ старшинъ, которые за всЪ тЪ годы и по настоящее время держатъ у себя и винныя и табачныя аренды полтавскаго полка, а мы въ тЪхъ пожиткахъ никакой корысти не имЪемъ и возвратить ихъ не можемъ. Думайте же да скоръе присылайте къ намъ товариство, а если этого теперь не захотите сдЪлать, то послЪ не будетъ времени, потому что война уже начинается" [63].
Слыша о приготовлении гетмана к войне и о призвании им для того татар, московский царь не мог уже оставить без внимая этих действий его и послал на Украйну стольника Петра Скуратова для наблюдения за ним. Стольник Скуратов, явившись к Виговскому, привез с собой царскую грамоту на имя Пушкаря и вручил ее гетману, объявив, что подобные грамоты посланы и к запорожским козакам с приказанием им "всякое возмущеніе прекратить и противъ гетмана рокоша не заводить" [64].
"Ты, гетманъ войска запорожскаго, хочешь, чтобы мы, великий государь, изволили послать на Запорожье на прежнюю нашего царскаго величества грамоту, которая послана была къ Якову Барабашу съ его посланцами, Михайломъ Стрынджею съ товарищами и которого грамотою они надЪлали много безпокойствъ, обращая ея смыслъ предъ простыми людьми въ свою сторону, будто бы ею велЪно было избрать гетмана вольными голосам на ЗапорожьЪ, а тебя ни въ чемъ не слушать... Ты просишь, чтобы мы новою грамотою посрамили ихъ ложь, и мы, великій государь, по твоему гетманскому челобитью, для успокоенія между вами, нашего царскаго величества поддаными православными христіанами, послали на Запорожье к кошевому и ко всему находящемуся при немъ войску на прежнюю грамоту, какая была послана съ ихъ посланцами, Стрынджею съ товарищами, новую нашего царскаго величества грамоту, съ описаніемъ ихъ проступковъ и съ вопрещеніемъ самовольничать, бунтовать, заводить рокошъ и съ приказаніемъ быть у тебя, гетмана, въ послушаніи" [65].
Когда Виговский дочитал до конца эту грамоту, то в раздражении заметил: "Этой грамотой Пушкаря не унять, а взять бы его да голову ему снять или въ войско прислать. Богдан МатвЪевич Хитрово обЪщалъ взять Пушкаря и привести его ко мнЪ, да не только не привелъ, а пуще того ободрилъ - подарилъ ему соболей и на свободу отпустилъ, а къ Барабашу письмо написалъ, и Барабашъ теперь с Пушкаремъ. Вы понадавали Пушкарю и Барабашу грамотъ и отъ такихъ грамотъ и бунты пошли... Не впервые къ нему такія грамоты посылаютъ, да онъ. Пушкарь, не слушаетъ того. НынЪ иду на Пушкаря и смирю его огнем и мечомъ, и куда бы онъ ни ушелъ, хотя бы въ государевы города, то я и тамъ буду доставать его; кто за него станетъ, тому и самому будетъ отъ меня" [66].
Целью Виговского было сломить Барабаша и Пушкаря не как личных ему врагов, а как лиц, преданных московскому царю и стоящих на пути к осуществлению заветных планов его, искусно обойти московского царя и перейти на сторону польского короля. Но враги Виговского ясно понимали планы гетмана и вновь поднялись против него. По-прежнему об измене гетмана первый заговорил Мартын Пушкарь; к нему присоединился вновь назначенный миргородский полковник Степан Довгаль. Мая 21 числа от имени Мартына Пушкаря, Степана Довгаля и "подданных войска запорожского, которые из Коша и всей чер