ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Преемник Лободы и Кремпского - Христофор Нечковский и поведение его в отношений поляков и низовых козаков.- Смена Нечковского и назначение вместо него Тихона Байбузы.- Преданность Байбузы польскому правительству; восстание против него низовых козаков и избрание ими в старшего козака Полоуса.- Действия Полоуса против Байбузы и его асаула Семена Скалозуба.- Образование в Запорожье двух партий и открытая вражда между ними.- Назначение старшим Семена Скалозуба и гибель его на море.- Преемник Скалозуба Самойло Кошка.- Походы Кошки с запорожцами в Молдавию и Ливонию.- Кончина Кошки и преемник его Гаврило Крутневич.- Преемник Крутневича Иван Куцкович.- Поведение козаков в Инфлянтской земле, взятие ими города Витебска и уход Куцковича из войска.- Одновременные действия низовых козаков в Крыму м на Черном море в 1601-1607 году.- Жалобы на Козаков польскому королю со стороны Турции.- Столкновение запорожцев с татарами у Корсуня и распоряжения гетмана Григория Изаповича.

После печального для козаков дела под Солоницей и после ухода Кремпского и Подвысоцкого на Запорожье старшим войска запорожского признан был со стороны польского правительства в том же 1596 году Христофор Нечковский. Нуждаясь в козаках против татар, польское правительство поручило Нечховскому охрану границ Речи Посполитой от татарского набега. Как выполнил это поручение Нечковский, неизвестно; также как неизвестно, каким образом держал себя новый старшой козацкий в отношении поляков и козаков. По-видимому, он был скорее на стороне козаков, чем поляков и, оставаясь признанным со стороны польского правительства козацким старшим, в то же время не переставал сноситься и показывать свое расположение к низовым козакам. Так, в этом же, 1596 году, каменецкий каштелян Якуб Претвич особым письмом, писанным июля 10-го дня к пану Нечковскому и панам молодцам запорожским, просил передать Каспару Подвысоцкому о том, чтобы он ничего не боялся (за участие в походах Лободы и Наливайка), так как Претвич пишет письмо до гетманов коронного и польного и берет Каспара под свою охрану и покровительство [1]. Но возможно, что именно это сношение с низовыми козаками и было причиной смены Нечковского и назначения в 1597 году в качестве нового старшого козацкого, Тихона Байбузы. Существует указание, извлеченное из рукописей библиотеки князя Боргезе в Ватиканском архиве (Киевская Старина, 1893, X, 158), о существовании в Запорожьи "старшого" Васселовича в промежуток времени между Нечковским и Байбузою. Это - подлинное письмо Васселовича от 1597 года, июня 15 дня. "Выражаемъ наше почтеніе наияснЪйшимъ и благороднЪйшимъ старостамъ и подстаростамъ его свЪтлости королевскаго величества, состоящимъ въ пограничныхъ владЪніяхъ, а также ихъ замЪстителямъ. Доводимъ до свЪдЪшя вашихъ властей, что повелитель перекопской орды татаръ со всЪми своими войсками явился 14 іюня въ часъ за завтрака къ переходу черезъ пороги и Туволзу (Таволжанская забора), и вполнЪ вЪроятно, что они уже перешли черезъ ДнЪпръ. У нихъ является смЪлое намЪреніе вообще сдЪлать набЪгъ на владЪнія его свЪтлости королевскаго величества и, если-бы они столь неожиданно не переправились, мы-бы успЪли увЪдомить о нихъ отдЪльныхъ господъ старостъ. Пусть знаютъ объ этомъ власти, пусть будутъ осторожны и пусть сообщать отдЪльнымъ областямъ, принадлежащямъ какъ его свЪтлости королевскому величеству, нашему всемилостивЪйшему государю, такъ и городамъ князей и вельможъ, чтобы они не пренебрегали этимъ врагомъ христіанства, стремящимся опустошить его царство. Писано изъ Запорожья 15 іюня 1597 года. Пусть они не ожидаютъ отъ насъ сверхъ этого письма другого письма, - пусть удовлетворитъ ихъ и это. Н. Васселовичъ со всЪмъ своимъ запорожскимъ войскомъ". Байбуза оказался совершенно преданным человеком польскому правительству и потому вполне ненавистным козачеетву. Недовольные управлением Байбузы, многие из украинских козаков ушли на Кош и там объявили своим старшим некоего Полоуса, соратника Наливайка. Обо всем этом и о последующих действиях Полоуса сообщал сам "старшой с атаманьей и всем войском запорожским" коронному гетману Станиславу Жолкевскому. Упомянув о том, что обязанность войска запорожского, находящегося на границе с татарскими кочевьями, стоять на переправах Днепра, охранять крест святой от неприятелей, не пропускать в королевскую землю ни малых, ни больших татарских "куп" и собирать всякие сведения о движении орды, Байбуза сообщал, что месяца ноября 9 дня козаки ходили на крымские поля, под самый город Перекоп, на урочище Терен Ориш и там, помощью Бога и счастием короля, неприятельские отары и улусы погромили и вежи разорили. Извещая обо всем этом, Тихон Байбуза вместе с этим извещал и о том, что произошло в Запорожье после прихода туда Полоуса и избрания его старшим козацким. Забрав в свои руки челны, продовольствие и казну, принадлежавшие козацкому старшому, Полоус сперва ушел на море и там взял турецкий городок, а потом, возвратившись с моря, обратился с другими козаками, наказанными старшим за бунт против властей, на самого Байбуза и на осаула его Семена Скалозуба. Скалозуб послан был со ста двадцатью конными людьми на Низ, к Бургуну, для добывания татарского языка, Полоус, узнав об этом, напал ночью на Скалозуба и побил его людей, а вместе с ними забрал и истребил посланцев Байбузы и стражу, бывшую на переправах. Не довольствуясь этим, Полоус поднялся со своей "купой" вверх по Днепру и напал там на товариство Байбузы, шедшее с новыми продовольственными запасами и деньгами от великого князя литовского и, разгромив товариство, хлеб и деньги забрал себе [2].
После этого в самом Запорожье образовалось две партии: партия мира, которая осталась за порогами, и партия войны. Последняя выбрала себе предводителем некоего Метлу и вместе с ним и его товарищем Гедройцем отправилась из Запорожья в заселенные места против польских панов. Но в городах Метла был убит, а его соучастник, Гедройц, был пойман живым. Партия Метлы, однако, заняла все дороги и стала не пропускать в Запорожье хлебных припасов. Зато противная сторона этой партии, партия мира, стала просить короля дать козакам "из своего раменя" нового старшого и настаивала на увозе из Запорожья армат и гаковниц, которых там было числом около ста и присутствие которых будто бы способствовало своеволию козаков, "потому что как только та армата за порогами настала, тогда намножилось там всякого своевольства". Об этом сами козаки донесли князю Кирилу Ружинскому, прося у него совета, как им унять своеволие в Запорожье, а князь Ружинский ноября 3 дня 1598 года сообщал о том каменецкому старосте Якову Потоцкому [3].
Дело это, повидимому, окончилось с назначением в 1599 году нового старшого Семена Скалозуба. Но Семен Скалозуб недолго управлял козаками и, воюя на море с турками, был разбит и потонул. Преемником Скалозуба был Самойло Кошка, называемый иначе Кушкой или Кишкой и прославленный народной козацкой думой "Самійло Кішка".
О времени жизни Самойла Кошки источники говорят весьма различно: одни заставляют его умирать в 1601 году [4], другие в 1620 году [5]. Нет сомнения только относительно начала деятельности Кошки: он становится известным, в качестве старшого запорожских козаков, в 1600 году. В этом году Кошка принимал участие с козаками в походе поляков под предводительством Замойского в Молдавию; а в следующем году ходил походом, по призыву польского правительства, в Ливонию для войны со шведами. Находясь в походах, Самойло Кошка вел переписку с коронным гетманом Польши, и письма его, в числе шести штук, дошли до нашего времени. Первое письмо помечено первым августа 1600 года за подписью Яна Орышовского, "Самуила Кошки старшого и всего войска запорожского" из Белобережья, на шесть миль ниже Черкасс. Получив приказание от коронного гетмана Станислава Жолкевского "у Ревучего на Днепре" [6] выступать в молдавский поход не позже 16 июля, Орышовский и Кошка отвечали, что за дальностью расстояния приказание гетмана слишком поздно пришло к ним и потому не может быть своевременно выполнено. Кроме того, и сами козаки опоздали выходом: они шли вверх по Днепру против течения, навстречу противному ветру, и должны были едва ли не через каждый камень каждого порога тянуть канатами свои челны, ставя от того от 200 до 300 человек у каждого каната и трудясь таким образом до кровавого пота. Тем не менее, Орышовский и Кошка обещали в первое воскресенье от первого числа августа быть в Каневе, откуда по истечении недели, когда к ним все съедутся из пограничных городов охотники до войны, располагали двинуться через Белую Церковь и Брацлав к Кременцу, прося коронного гетмана обождать их прихода, и обязываясь известить его о выходе с места. Тогда коронный гетман сентября 19 дня того же 1600 года из обоза под Сочавой отправил козакам письмо, в котором извещал "добрых молодцов" о том, что против врагов королевской милости поднялась вся семиградская земля и что гетман послал туда 3000 человек войска и просил козаков, выбрав три или две тысячи молодцов, возможно скорей, пока стоит хорошая погода, послать их с 3000 польских воинов на помощь восставшим [7].
Чем кончился этот поход для козаков и Самойла Кошки, неизвестно. Но в 1601 году Кошка был в ливонском походе заодно с поляками. Однако, прежде чем выступить в поход, Самойло Кошка отправил января 22 дня к Белой Церкви послов Ивана Радкевича, Ивана Макаровича и осаула Андрея Комыша к коронному гетману с письмом и, предлагая через них полную готовность свою служить королю и польской республике, вместе с тем просил, в виду зимнего времени, а также в виду того, что козаки и голы и нищи, похлопотать перед королем о присылке им денежного жалованья и сукон. Обещая вести себя в коронных землях и прилично, и тихо, Кошка просил короля назначить запорожскому войску ежегодное жалованье, как было установлено раньше того времени; возвратить им город Терехтемиров "сообразно дарованию королевской милости"; восстановить грамоту "славной памяти" короля Стефана Батория насчет козачьих выморочных имуществ, чтобы они не доставались никому, кроме козаков или тех, кому умирающие сами назначат из своих друзей; не дозволять в козацких судах никому, кроме козацкого старшого и королевского комиссара, судить козаков; запретить королевским чиновникам во время прихода войска в украинские города брать взятки с козаков, и, наконец, совсем уничтожить так называемую баницию, т. е. изгнание или ссылку из государства [8].
Декабря 1 дня того же 1601 года из Новой мызы Самойло Кошка отправил двух своих посланцев, Федора и Ивана Брынзу, с письмом к гетману Яну Замойскому и с извещением о том, что, согласно приказу гетмана, козаки держат усердно сторожу на дорогах дерптских, фелинских и пернавских против Карлового войска для наблюдения за движениями неприятелей, но вместе с тем терпят большую нужду в крае и потому просят похлопотать у короля о выдаче им жалованья, которого они не получают, прослужив несколько недель уже сверх четверти года, да и к тому же считают, что вообще положенное коэакам королевское жалованье слишком недостаточно. Не получив по этому письму никакого удовлетворения, Самойло Кошка через 3 дня после этого из той же Новой мызы доносил гетману о том, что козаки, терпя большую нужду и не видя себе от короля помощи, снимают стражу, которую они держали, и собираются уходить на Украйну. Вместе с этим Кошка сообщал о действиях какого-то шведского начальника войска Граффа, который 22 декабря был с четырьмя тысячным отрядом у Гермеса, поймал там несколько человек козаков и, узнав от них о том, что Карлсон [9] уже в руках козаков, повернул назад от Гермеса; за ним вышел из Гермеса, кроме нескольких десятков человек, и весь народ. После этого козаки захватили в свои руки замок и теперь предлагают его сдать гетману. Подписываясь под этим письмом, Самойло Кошка сообщал, что вместе с "низовым рыцарством" при нем было 15 хоругвей (польских). Однако, начало января 1602 года застало Кошку и козаков все в том же ливонском походе. Второго января Кошка извещал гетмана, что тронуться к мызе Ринген и расположиться у ней табором, как приказывал ему гетман, он не может, так как все лошади у козаков слишком плохи, провизии, несмотря на все поиски со стороны войска, нигде не оказалось, земля слишком замерзла и строить на ней куреней нельзя; к тому же, во всем крае нет ни одного дерева, да и вообще весь край очень пустынный, и кроме двух-трех хворостяных "халупок", в нем ничего нет, а потому и ходить туда козакам не для чего. По всему этому Кошка просил гетмана дозволить козакам или двигаться вперед, или свернуть в сторону и расположиться в хлебном краю и добывать там пропитание себе. Января 18 дня того же 1602 года Самойло Кошка написал последнее коронному гетману письмо, в котором извещал, что хотя казакам и доставлен через Даниловича приповедный лист на получение за последнюю четверть жалованья, но все-таки этого жалованья нет и козаки, терпя большой недостаток, больше служить не хотят; еще в прошлом году, после того, как козацкое товариство стало разъезжаться, козацкий старшой на раде хотел было остановить это движение, но не мог; теперь же если бы он попытался еще что-нибудь сделать в этом роде, то казаки могли бы побить его камнями [10].
Таким образом, не получая ниоткуда продовольственных запасов и видя упадок дисциплины между козаками, Самойло Кошка под конец очутился в очень затруднительном положении и не знал, на что ему решиться. Правдоподобность безысходного положения козаков в Ливонии, вследствие крайнего недостатка в продовольствии, подтверждает и секретарь Замойского, Райнольд Гейденштейн [11].
О дальнейшей деятельности Самойла Кошки известий не имеется никаких. Относительно кончины и места его погребения рассказывается различно: в Боркулабовской хронике говорится, что Самойло Кошка, отправившийся с четырьмя тысячами казаков в Швецию, был там убит в 1601 году и там же погребен [12]. Но этому противоречит то обстоятельство, что Самойло Кошка в 1602 году января 18 дня писал письмо из козацкого табора в Ливонии коронному гетману. В приложениях к летописи Величка о времени кончины и месте погребения Самойла Кошки рассказывается иначе: Самойло Кошка при коронном гетмане Жолкевском и во время турецкого султана Османа Гордого находился в 1620 году в польско-турецкой войне при урочище Цоцоре, но был ли он взят в плен турками, и если был взят в плен, то выкуплен ли на свободу, как выкуплен Богдан Хмельницкий, — это неизвестно; подлинно известно лишь то, что Кошка погребен в украинском городе Каневе, чему свидетельством служит его гроб, находящийся в этом городе [13]. В других малороссийских летописях о Самойле Кошке передается, что он, вместе с коронным гетманом Жолкевским, участвовал в цоцорской битве поляков с турками и был взят последними в плен [14]. Из современных же исследователей украинской старины и народных малороссийских произведений Науменко склонен допустить, что пленение турками Кошки — факт исторический и он мог совершиться около 1620 года [15]. Антонович склонен верить и верит, что пленение Кошки турками произошло гораздо раньше означенного года; что он, пробыв в полоне около 25 лет, вернулся во время Семена Скалозуба в 1599 году на Украйну, а потом, совершив походы в Молдавию и Швецию 1600—1602, в начале 1602 года, во время сражения со шведами, был убит и препровожден для погребения в Киев [16].
Так или иначе, но в марте 1602 года Самойла Кошки в Ливонии уже не было, и в это время вместо него писал письмо к коронному гетману Гаврило Крутневич. В этом письме Крутневич извинялся перед гетманом за то, что он не может, вопреки гетманскому приказанию, рушить с войском под замок Фелин "сегодняшнего дня (т. е. марта 24), во вторник", как вследствие болезни многих из товарищества и порчи дорог, так и вследствие разъезда козаков за добыванием пропитания, а просит разрешения двинуться в четверг и назначить козакам предварительно место, где бы они могли стать кошем. Подписывая свое имя и фамилию в письме, Крутневич не прибавляет к ним, как всегда делал Самойло Кошка, титула "старшого" (Hawrilo Krutniewicz у wsitko zaporozkie woysko) и потому наводит на мысль, что он вовсе не носил этого звания, а только временно управлял козаками [17].
В начале декабря того же 1602 года во главе козацкого войска, бывшего в Ливонии, стоял уже Иван Куцкович, "старшой всего рыцарства запорожского", называемый иначе Куцкой; при нем, по сообщению летописца, было 4 000 человек козаков. Не получая жалованья и продовольствия от польского правительства, козаки по-прежнему крайне нуждались в первых предметах пропитания и потому, возвращаясь из "Инфлянской земли" и проходя по городам и волостям Белоруссии, предавались большим грабежам и опустошениям. Так, они брали "приставство" с Боркулабовской и Шупенской волостей — 50 коп грошей, 500 мер жита,— и делали всякие бесчинства; а когда к ним приехал посланец от польского короля и радных панов с увещанием прекратить всякие насилия по селам и городам, то к польскому посланцу явился какой-то мещанин и принес на руках шестилетнюю полуживую, изнасилованную козаками девочку [18]. Но насколько было правдоподобно обвинение козаков в последнем злодеянии, неизвестно, потому что остается неизвестным то, что отвечали на подобное обвинение сами козаки. Сами козаки, однако, находили оправдание своих поступков в крайне стесненном материальном положении своем и во враждебном настроении против них местных жителей. Так, декабря 4 дня, старшой козацкий Иван Куцкович писал письма к великому канцлеру литовскому. Льву Сапеге, и в нем винился перед "милостивым господином" за то, что сделано было козаками на витебском тракте в имении Сапеги, Островне. Проезжая по этому тракту, козаки, в числе нескольких десятков конников, заехали в имение канцлера и, вследствие необходимости остановиться здесь на некоторое время, стали просить у управителя имением харчей для себя и для коней: "Хотя и следовало минуть и сохранить имение вашей милости, как лица, которое издавна оказывает свое благоволение запорожскому войску; однако, нас принудили-так поступить господа витебские мещане, которые, не желая добровольно дать нам в своих домах куска хлеба, обильно облитого нашей кровью, на смерть убили нескольких, отправленных вперед, товарищей наших и обнаружили недоброжелательство ко всему войску нашему. Но все это мы отдаем на суд Господа Бога и его святой справедливости. Что касается ущерба, причиненного имению вашей милости, нашего милостивого господина, то мы уверены, что ваша милость постараетесь покрыть его вашим высоким прощением, зная, что без этого не может обойтись никто из живущих войной" [19]. Еще пространнее писал о бедственном положении козаков в Белоруссии тот же Куцкович в конце декабря (20 числа) коронному гетману Яну Замойскому из самого города Витебска. В этом письме Куцкович заявлял, что недостатки, нужда и потери козаков так велики, что они сами взывают о себе к коронному гетману, и если рассказывать о них человеку, не видавшему положения козаков, то он и веры тому никакой не даст. Прежде всего о сукнах и обещанном жалованьи козаки и "знать не знают" и все, что они добыли себе саблей до войны, все съела Инфлянтская земля, — долго будет памятна запорожскому войску инфлянская служба! Во время этой службы козаки дошли до того, что потеряли всякую разницу между собой и какими-нибудь латышами, и если король не пожалует их своей милостью, то они явятся к своему товариществу "в триумфе настоящих оборванцев". Затем, не видя нигде сочувствия к себе, козаки встретили в городах Белоруссии одну лишь вражду и недоброжелательство. Начало этой вражды обнаружилось уже с тех пор, когда запорожское войско оставило Инфлянтскую землю и вступило во владение великого литовского канцлера. В это время канцлеровские чиновники, собравшись вместе с хлопами, захватили несколько человек козаков на открытой дороге, шедших позади войска, и одних из них в воде потопили, других без всякого сожаления убили, а когда об этом доведено было до слуха канцлера, то он не обратил на это никакого внимания. Кроме этого было немало и других примеров, когда местное население выказывало вражду к козакам, но особенно это проявили мещане города Витебска. Не желая своим присутствием опустошать целую местность и имея в виду дать отдых своим лошадям, козаки вознамерились с частью своего войска войти в Витебск и для этого послали раньшй себя к городу осаула с несколькими десятками конников для переписи домов. Витебские мещане сперва пообещали им вполне свободный вход, но когда передовые козаки вошли в город, то горожане ударили в набат, и, бросившись на них со страшным ожесточением, одних потопили в Двине, других убили на смерть, третьих выгнали вон из города, забрав себе их лошадей и имущество. Козаки, сожалея искренне о невинно пролитой крови своих товарищей, но, вместе с тем, избегая еще большего кровопролития, хотели презреть обиду, дали присягу не мстить за убитых товарищей, но просили жителей, чтобы они допустили войско на некоторое время в свои дома для отдыха, так как козаки на то имеют приказ от королевского величества. Но мещане и после этого, ссылаясь на "какие-то вольности свои", не соглашались впустить козаков в свои дома. Тогда козаки обращались к ним с увещательными письмами, прибегали и к посредству шляхтичей, но мещане не сдавались, решив расправиться с козаками войной во что бы то ни стало. Козаки, видя, что они напали на людей, ни Бога не боящихся, ни короля не почитающих, решили отразить насилие насилием и приблизились к городу. Мещане, взяв с собой знамя, сделали вылазку из города и вступили с козаками в бой, но потерпели жестокое поражение, убив лишь несколько сверх десятка человек из козацкого войска. Во свидетельство верности всего рассказанного козаки ссылались на показание витебских шляхтичей и на собственные "протестации". В заключение просили коронного гетмана быть заступником за козаков перед королевской милостью и прислать войску сукна и жалованье, которое заслужено было ими за три четверти года и которого они намерены были ожидать в городе Могилеве [20]. Но, должно быть, и на этот раз козаки не дождались ни сукон, ни жалованья от короля. По крайней мере, в половине 1603 года Иван Купкович, не находя возможным успокоить козаков, сдал свое начальство в городе Могилеве Ивану Косому, а сам ушел из Белоруссии. Иван Косой и привел козаков назад. Возвращаясь на Низ, козаки везде причиняли большие убытки городам и селам, брали много лошадей, женщин, девиц и детей, так что на одного козака приходилось от 8—12 лошадей, От 3—4 женщин или девиц и от 3—4 детей, — все они забирались, разумеется, ради выкупа их потом родными [21].
В то время, когда одна часть Козаков находилась в Швеции, другая часть их подвизалась на низовьях Днепра и, очевидно, с большим успехом для себя, но с великим ущербом для мусульман, о чем можно думать на основании жалоб со стороны крымцев на козаков. Так, в 1601 году главный советник крымского хана Ахметкалга заявлял жалобу польскому послу Лаврину Пясочинскому о чинимых запорожцами нападениях на владения Крыма. Но на жалобу советника польский посол отвечал тем, что низовые козаки не находятся в подданстве польских королей и представляют из себя сброд всяких народов и языков, с которыми хан может поступать как ему угодно. В следующем 1602 низовые козаки, в числе двухтысячного конного войска, стояли за Брацлавом над Каменкою и предлагали свои услуги волошскому господарю; но господарь отклонил это предложение, и после этого мая 12 дня низовые козаки, выйдя из Днепра на Черное море на 30 чайках, по 50 или по 60 человек в каждой чайке, напали близ Килеи на турчина Хасан-агу, плывшего по морю на галере, и побились с ним. После этого боя, мая 15 числа, козаки подошли к Белограду и остановились у Бугаза, там, "где Днестр впадает в Черное море с Овидовым озером". Здесь они напали на турецкий корабль, плывший из Кафы и везший несколько человек греков и турок, и взяли его с боя, но турки, бывшие на нем, успели спастись, а грекам козаки даровали жизнь, хотя и ограбили их. Однако, вследствие неблагоприятного ветра козаки два дня простояли на месте с большой опасностью от турок. Но и жители города были в опасности от козаков: они каждую ночь перебирались из города в замок и всякий раз трепетали за свою жизнь. Наконец, мая 16 дня подул благоприятный ветер и козаки, подняв паруса, ушли в Днепр [22].
После отхода козаков турки и татары потребовали от польского посла Пясочинского, чтобы он через своего короля заставил козаков вернуть взятую ими галеру и захваченный на ней товар. На это требование Пясочинский снова отвечал, что козаки своевольные люди, что они не слушаются воли короля и что сам посол боится их не менее, как белогородцы.
Не добившись положительного ответа от польского посла. Порта решила послать против козаков войско и истребить их на море. Против козаков отправлены были из Царьграда на четырех галерах янычары, обязанностью которых было перевозить татар из Очакова в Белоград для похода в Венгрию. Но янычары, желая расторговаться столичными товарами, привезенными на кораблях в Белоград, подкупили белогородского санджака, чтобы он сам вышел в море и сделал вид, будто гоняется за козаками. Санджак исполнил просьбу янычар и, выйдя в море в то время, когда козаки успели уже подняться в устье Днепра, простоял день и две ночи и возвратился в город, как бы не успев догнать козаков [23].
После этого на польского посла посыпались упреки со стороны послов крымского хана и чиновников санджака. Послу доказывали, что козаки вовсе не сброд, что они люди князей Острожских, Збаражского и других польских панов, подданных короля. Но посол отвечал им прежними словами: "Козаки — сборъ всякаго народа, хотя въ ихъ рядахъ есть и бЪглецы изъ польскихъ владЪній. Что же? У васъ, въ самомъ КонстантинополЪ, при всей вашей бдительности, случаются безпорядки, а на БЪлом (Мраморномъ) морЪ Буратъ-райза держалъ разбой и угрожалъ самому государю. Такъ и у насъ козаки города и волости разоряли, людей мучили, въ полонъ брали... Да если бы всЪ козаки были изъ польскаго государства, то ихъ можно было бы укротить, а то они собираются отовсюду. Да козаки жъ и моря не знали, пока ваши же турки райзы не показали себя и не научили ихъ мореплаванію, а потомъ сами заодно васъ воюютъ. Сами виноваты, что такихъ учителей имъ дали" [24].
Что делали козаки после этого в течение 1604 и 1605 годов, указаний на этот счет не имеется, но в январе месяце 1606 года стало известно, что ногайский султан Бухар вторгнулся со своими ордами под город Корсунь. Тогда гетман коронный Станислав Жолкевский известил о том запорожских козаков, и козаки оттеснили Бухара от Корсуня с большим для него уроном [25]. В том же 1606 году козацкий старшой Григорий Изапович, называвший себя "гетманом всего рыцарства запорожского" ("Hetman wszitko ricerstwa zaporozskie"), оповещал своим универсалом украинские уряды, что в исходе декабря, когда Днепр станет на своих обыкновенных перевозах, крымский царевич, старший сын хана, имеет сделать нападение на владения польского короля, пана козацкого; вследствие этого, "гетман, как верный слуга его милости короля и Речи Посполитой", доносил украинским урядам о басурманском замысле и приглашал их к защите края против неприятелей. По просьбе Изаповича универсал его записан был в гродские владимирские книги [26].