ГЛАВА ШЕСТАЯ
Идея об изгнании турок из Европы.— Сношения австрийских императоров с Москвой по этому поводу через посла Воркочу.— Сведения, собранные Воркочеи в Москве о запорожских козаках.— Отправление и приезд в Запорожскую Сичу германского посла Эриха Ласоты.— Приезд папского посла патера Комулео.— Предложение запорожцам от императора и папы.— Согласие и потом отказ запорожцев в участии войны императора против турок.— Условия, предъявленные запорожцами императорскому послу и отправка к императору собственных посланцев.— Уклонение со стороны молдавского господаря от союза с запорожцами, хлопоты по этому поводу и успех со стороны папского посла, патера Комулео.

Едва успели запорожские козаки покончить с делом Косинского, как у них началось новое и весьма важное дело — сношение с австрийским императором. Имя запорожских козаков сделалось известным при дворе австрийского императора через некоего Станислава Хлопицкого, в свое время популярнейшего авантюриста, червонорусского уроженца, выдавшего себя при императорском дворе за козацкого гетмана. В то время австрийский император очень занят был вопросом об изгнании турок из Европы.
Идея об изгнании турок из Европы занимала умы политиков разных стран этого времени: Испания, Италия, Германия составили союз против турок, к которому они нашли нужным привлечь Польшу, Молдавию и даже Россию. К этому последовательно стремились Филипп II, испанский король, Григорий XIII, папа римский, Максимилиан II и Рудольф II, германские императоры. Каждый из них старался непременно вовлечь в дело и Россию. Высказана была даже мысль обещать московскому царю Крымский полуостров, а потом и самую столицу турок Константинополь, лишь бы только царь согласился принять участие в составленном союзе. Но так как всех этих союзников для осуществления идеи казалась мало, то нашли нужным привлечь к задуманному делу еще запорожских козаков, всегдашних врагов турок, как и всяких других мусульман. Особенно энергично хлопотали об этом Рудольф II и Григорий XIII, германский император и римский папа.
Сношения Австрии с Россией велись через германского посла Николая Воркочу, бывшего при дворе царя Федора Ивановича и регента Бориса Федоровича Годунова. Прослышав о военных доблестях низовых Козаков, германский император Рудольф II обратился с просьбой к московскому царю дать ему в распоряжение козаков для вспомоществования в предположенной против турок войне. Московское правительство, не владея запорожскими козаками, не могло исполнить просьбы императора, но тем не менее вполне сочувственно отнеслось к просьбе его. Воркоче передано было, что запорожские козаки очень выносливы в голоде, очень полезны для захватывания добычи, для опустошения неприятельской земли и для внезапных набегов на врагов; но с другой стороны было сказано, что козаки — народ неукротимый, жестокий, не имеющий страха божия и ненадежный; что им не следует вверять крепости, зато можно поручать дальние экспедиции в земле неприятельской [1].
Но германскому императору такой народ был как нельзя кстати, и он решил, во что бы то ни стало, привлечь запорожцев к задуманному им делу.
Император отправил в Москву (в 1594 году) грамоту на имя царя Федора Ивановича и вместе волошского воеводы Аарона, брацлавского воеводы князя Збаражского и всех доблестных рыцарей, живших в запорожском войске. Грамоту эту привез в Москву шляхтич Станислав Хлопицкий, предложивший свои услуги Рудольфу II, набрать восемь или девять тысяч козаков на службу Австрии. В грамоте прописана была просьба пропускать Хлопицкого везде беспрепятственно, а также изложена была и самая программа действий козаков: одна часть их должна была залечь все дороги крымским людям и не пустить их для помощи туркам, другая должна внести войну в турецкую землю и опустошать ее. Хлопицкий, прибыв в Москву, объяснил там, что император обращается с просьбой о запорожских козаках к московскому царю именно потому, что считает запорожцев царскими слугами, да и сами запорожцы указывают на то и без воли царской не хотят служить императору. Но кроме этого тут же Хлопицкий стал просить и о том, чтобы московский царь к войску запорожскому прибавил и своих людей, а также дал бы козакам знамя и помог бы им казной: "тогда у неприятеля креста святого упадет сердце, как услышит такую силу царского величества». В Москве к просьбе германского императора отнеслись с подобающим вниманием, но самый прием просьбы нашли обидным для царского величества: Хлопицкому быть у государя непригоже, потому что в императорской грамоте, писанной к царю, рядом с царем поставлен князь Збаражский, холоп литовского короля. Но царь, не полагая опалы на Хлопицкого из желания добра цесарскому величеству, отпускает Хлопицкого назад, а вместе с тем приказывает отписать начальнику запорожских козаков Богдану Микошинскому о том, чтобы он шел на помощь цесарю [2].
С такой же настойчивостью добивался союза с запорожскими козаками и римский папа. С той и с другой стороны отправлены были к запорожцам послы: от императора — Эрих Ласота [3], вместе с Станиславом Хлопицким и некоим Яковом Генкелем, пользовавшимся репутацией знатока польско-украинских отношений; от папы — патер дон Александр Комулео. "Александро Комулео был послан папой Григорием XIII к христианским народам Турции с апостольскими целями, и при этом посещении, длившемся три года, близко узнал число христиан, как латинских, так и греческих, находящихся в некоторых областях и Царствах турецкой земли, узнал дух этих народов, видел те страны и военные проходы для войск и усмотрел, насколько легко и каким способом можно выгнать турок из Европы, о чем с всей откровенностью и доносил кардиналу Джиорджию Романо» [4].
Побывав в Трансильвании, Галиции, Молдавии и Польше и везде заручившись согласием со стороны правительств идти против турок, патер Комулео решил, наконец, отправиться к запорожским козакам. "Козаки находятся у Большого моря (Черного), — говорит он, — ожидая случая выйти в устье Дуная. Число этих козаков не доходит и до 2 000 человек. Думают, что они отправились туда по просьбе его цесарского величества, другие козаки находятся на татарской границе. Для личных переговоров с последними я поеду в Каменицу и куда понадобится 27 апреля 1594 года».
Переговоры Комулео с козаками продолжались около полутора месяца, с самого конца апреля до половины июня. В то время козаки стояли в пяти днях пути от Каменицы, в числе 2 500 человек, вместе с "начальником» Богданом Микошинским. Последний письмом уверял папского посла, что он готов со своими козаками послужить папе против турок. Заручившись этим письмом, Комулео стал настаивать, чтобы молдавский господарь соединился с козаками против общего врага. Но молдавский господарь, давший раньше полное согласие во всем следовать папскому нунцию, теперь отвечал уклончиво: частью из боязни турок, с которыми ему нужно было ладить, чтобы остаться молдавским господарем, частью же из боязни самих козаков, которые могли обратить оружие против него же самого.
Между тем, пока происходили эти совещания дона Александро Комулео с молдавским князем и с запорожскими козаками, в самой Сичи на острове Базавлуке находился тогда германский посол Эрих Ласота. Как добрался в Сичь Ласота, что он там видел и к чему пришел в своих переговорах, об этом он рассказывает в своем дневнике. Дневник этот любопытен во всех отношениях и дает точные сведения для топографии края и внутреннего строя низовых Козаков.
Спустившись ниже Киева к устью реки Пела, Ласота встретил здесь московского посла Василия Никифоровича, ехавшего также к запорожцам "от великого московского князя» с подарками. Московский посол, свидевшись с Ласотой, объявил, что его повелитель склонен оказать помощь императорскому величеству и разрешает запорожским козакам поступить в распоряжение императора. После этих переговоров оба посла сели в лодки и пустились вместе до самого лагеря запорожцев вниз по Днепру. Они минули устья речек Ворсклы, Орели, Самары и дошли до знаменитых днепровских порогов.
"Плавание через пороги чрезвычайно опасно, особенно во время низкой воды; люди должны в опасных местах выходить и одни удерживают судно длинными канатами, другие опускаются в воду, подымают судно над острыми камнями и осторожно спускают его в воду. При этом те, которые удерживают барку канатами, должны все внимание обращать на стоящих в воде и только по их команде натягивать и отпускать веревку, чтобы судно не натолкнулось на камень, ибо в таком случае оно немедленно гибнет. Таких мест двенадцать; если же причислить к ним еще одно, Воронову забору, то будет тринадцать, на протяжении семи миль... [5]. Июня 6 дня мы пустились через пороги и до обеда миновали первые шесть порогов; близ первого, называемого Кодак, мы вышли на правый берег, у второго, Сурского, высадились на остров, лежащий у правого берега, при впадении в Днепр речки Суры; у третьего, Лоханского, также сходили на правый берег, и четвертый, называемый Стрельчим, проехали [6]; у пятого, называемого Звонец, мы высадились на правый берег у подножья высокой скалы. Шестой порог, Княгинин [7], мы оставили вправо, объехавши его с левой стороны, и затем обедали ниже на Княгинином острове. После обеда прошли через седьмой порог, Ненасытец, близ которого должны были сойти на левый татарский берег, и долго замедлили, так как это самый большой и опасный из порогов. Место это опасно по причине татар, которые чаще всего производят здесь нападения; еще около трех недель перед тем татары напали на двенадцать городовых козаков, которые хотели спуститься вниз, и перебили их. Поэтому мы поставили на горе стражу, для наблюдения, которая приметила вдали четырех татар и дала нам знать; мы тотчас отрядили до двадцати человек из своей свиты в погоню за ними, сами же со всеми остальными держались наготове и следили, не понадобится ли им подкрепление. Но татары, заметив, что мы сильны и держимся настороже, не стали ожидать нас, а скрылись и исчезли. Пройдя этот порог, мы провели ночь на близлежащем островке [8]. Июня 7 дня мы прошли восьмой порог, Воронову забору; здесь один из наших байдаков, на котором находились Андрей Затурский, Ян Ганнибал и некто Осцик, наткнулся на камень и потонул; сами они были спасены маленькими лодочками, называемыми здесь подъиздками, но все их вещи пагибли. (Если считать только двенадцать порогов, Воронова забора не считается в их числе, а почитается только опасным местом.) У девятого порога, Вовнига, мы сами сошли на берег и снесли свои вещи. Потом мы прошли десятый порог, Будило, а за ним пристали к левому татарскому берегу; там обедали. Здесь в настоящее время находится самая обычная и известная из татарских переправ, простирающаяся за остров Таволжанский, так как Днепр течет здесь одним только руслом и не слишком широк. Мы нашли здесь много маленьких татарских лодочек, связанных из хвороста и кругом обтянутых свежей кожей. Близ этого порога, на правом берегу скрывались в засаде до четырех сот козаков, которые вытащили свои лодки или челны на землю, а сами лежали в кустах и зарослях; они были высланы сюда из Сичи, чтобы преградить путь татарам, на случай, если бы часть их задумала переправиться сюда, как того опасались. Одиннадцатый порог Таволжанский [9] мы оставили вправо, обойдя его с левой стороны, а двенадцатый Лишний прошли. У тринадцатого, именно Вольного, мы вышли на татарский левый берег и, причаливая к земле, наткнулись на камень, но к счастью нашему судно ударилось своим хорошо укрепленным носом. Близ этого порога впадает в Днепр речка Вольна; здесь оканчиваются пороги в расстоянии семи миль от первого; отсюда до Кичкаса 1 1/2 мили. Здесь также существует татарская переправа; Днепр в этом месте очень узок и берега его, особенно левый, весьма возвышены и скалисты. Отсюда до Хортицы — прекрасного, гористого, обширного и веселого острова, имеющего около двух миль в длину и делящего русло Днепра на две ровные части, 1 1/2 мили. Здесь мы провели ночь. На этом острове козаки держат зимой своих лошадей. К вечеру упомянутые выше 400 Козаков, которые составляли стражу против татар у Будиловского порога, присоединились к нам и отсюда уже вместе со мной отправились в Сичь. Июня 8 дня дошли до острова возле Белогорья 3 1/2 мили [10]; там обедали. Отсюда до другого острова 5 1/2 миль. Июня 8-го прибыли на остров, называемый Базавлук, лежащий при одном из днепровских рукавов — Чортомлыке, или, как они называют, при Чортомлыцком днеприще, 2 мили. Здесь находилась в то время козацкая Сичь; они выслали навстречу нам несколько более знатных лиц, чтобы приветствовать нас от имени всего их товарищества и при нашем приближении салютовали множеством пушечных выстрелов. Едва мы вышли на берег, как они тотчас же проводили нас в коло. Всего за несколько дней перед тем, именно 31 мая, их вождь Богдан Микошинский отправился в море на 50 судах с 1 300 человек [11]; мы просили доложить колу, что мы чрезвычайно обрадованы, найдя все рыцарское товарищество в добром здоровьи. Затем, так как вождь был в отсутствии и не все войско находилось в сборе, то мы не пожелали на этот раз изложить свое поручение, оставляя это до благополучного возвращения гетмана и всех остальных. Они охотно согласились на это; затем мы отправились в свои шалаши (которые они называют кошами), плетенные из хворосту и покрытые сверху лошадиными кожами для защиты от дождя.
Только 18 июня вождь с остальным войском, бывший, как упомянуто выше, в морском походе, возвратился в стан. Он встретил татар при очаковской переправе, имел с ними две схватки, одну на воде, другую на суше, причем козаки взяли в плен раненого в колено знатного татарина, по имени Белека, из числа царских придворных. Но так как турецкие силы, оберегавшие татар от опасности, были слишком значительны, именно состояли из 8 галер, 15 каравел и 150 сандалов, то козаки принуждены были отступить и не могли воспрепятствовать переправе. Расспрашивая Белека через переводчика о силах и намерениях татар, я узнал, что хан выступил в поход с двумя царевичами и 80 000 человек, из которых, впрочем, не более 20 000 вооруженных и способных к войне; и что они должны были, нигде не останавливаясь надолго, прямо идти в Венгрию. Сверх того, я узнал, что в Перекопской орде оставалось немного больше 15000 человек и что хан их, извещенный еще до выступления о некоторых неудачах, которые турки потерпели от венгерского народа его императорского величества, очень неохотно выступают в поход.
Июня 19 дня, по утру, вождь посетил нас вместе с некоторыми старшинами и затем принимал у себя. После обеда они выслушали московского посла, который, вручив подарки, открыто изложил перед колом то же самое, о чем говорил со мной раньше в дороге. Но прежде чем выслушать его вождь прислал к нам из кола с просьбой, чтобы аудиенция, данная московскому послу, раньше нежели нам, не послужила поводом к недоразумению, ибо им хорошо известно, что его императорское величество стоит выше всех других европейских монархов и что поэтому его послов следовало бы выслушать первыми. Но так как они предполагали, даже отчасти убедились в том, что москвич должен был высказать соображения относительно вербовки сил его императорским величеством, то поэтому они сочли уместным предварительно выслушать его.
Июня 20 дня мы имели аудиенцию и представили письменно в коле наше поручение о вербовке войск. После этого козаки, пригласившие нас выйти из круга, прочли публично нашу грамоту и потребовали, чтобы каждый высказал о ней свое мнение. Когда же, после двукратного воззвания вождя, все продолжали молчать, то присутствующие разделились, как это у них принято при обсуждении важных дел, и образовали два кола: одно состоящее из старшин, и другое из простого народа, называемого у них чернью. После долгих совещаний чернь, наконец, обычными возгласами выразила свое согласие вступить на службу его императорского величества, в знак чего бросали вверх шапки. После этого толпа бросилась к другому колу старшине, угрожая бросить в воду и утопить каждого, кто будет против этого мнения. Поэтому старшины тотчас же согласились на все, не смея противоречить черни, - столь сильной и могущественной, когда она приходит в ярость, и только требовали переговорить с нами об условиях. Избраны были 20 депутатов и нас снова пригласили в коло.
Тогда эти депутаты, усевшись на земле посреди большого кола, образовали маленькое коло и после долгих совещаний пригласили нас к себе; мы пришли и уселись среди них. Тогда они изъявили нам свою готовность поступить в службу его императорского величества, не щадя своей жизни. Они по существу согласны были двинуться в Молдавию, переправиться через Дунай и вторгнуться в Турцию, но для исполнения этого предложения оказались многие препятствия, которые удерживали их и заставляли совершенно отказаться: во-первых, они не имели достаточного количества лошадей ни для самих себя, ни под орудия, так как татары во время семи разновременных набегов, предпринятых в течение минувшей зимы, захватили и угнали более двух тысяч лошадей, которых после того не осталось и четырехсот; во-вторых, они не решаются вступить в Молдавию в столь ограниченном количестве наличного войска, именно около 3 000 человек, так как трудно полагаться на господаря, да и сами молдаване от природы непостоянный, изменнический народ, вероломство которого хорошо известно козакам. в-третьих, что при столь незначительном вознаграждении и при такой неопределенности наших предложений, они не могли вступить с нами в договор относительно службы, как мы того требовали, равно как и предпринимать такой дальний поход. Потому они требовали, чтобы я облегчил им пути и средства, как запастись лошадьми; они осведомлялись, не взялся ли бы я выхлопотать у брацлавского воеводы несколько сот лошадей, как для них самих, так и под орудия. Притом они утверждали, что не имеют обыкновения поступать на службу и идти в поход при неопределенности условий, и потому желают, чтобы я заключил с ними договор от имени императорского величества относительно трехмесячного жалования и продовольствия их самих и лошадей; тогда они согласны принять предложение и подумают, что делать дальше. На это я ответил относительно лошадей, что мне, как иностранцу, незнакомому с Польшей, трудно советовать им что-нибудь; но я не сомневаюсь, что, поднявшись вверх по Днепру, они могут запастись лошадьми в своих городах и селах, где они родились и выросли и где у каждого были родные и знакомые; брацлавский воевода [12], как большой друг их, также мог бы снабдить их лошадьми, если бы они того потребовали. Что же касается жалованья, то я не могу входить с ними в переговоры, не будучи уполномочен на то. Его императорское величество иначе бы распорядился, если бы они раньше заявили эти требования и, вероятно, все дело приняло бы другой оборот. Что касается молдавского господаря, то я уверен, что он, при нашем прибытии, объявит себя на стороне императора. Поэтому я советовал им в виду оказанных его императорским величеством милости и доверия, выразившихся в том, что, несмотря на дальний и опасный путь, он прислал им в самый их стан столько значительных и великолепных даров и почестей, равных которым они никогда не получали от другого монарха, с своей стороны оказать доверие его императорскому величеству и, согласно его желанию, подняться вверх по Днепру на Украйну, где к ним, без всякого сомнения, тотчас пристало бы много народа; тогда можно было бы с значительными силами пройти Валахию до Дуная, настичь татар и преградить им дальнейший путь. Исполнивши это, они могут быть уверены в том, что его императорское величество, как верховный монарх, не станет поступать вопреки своему достоинству и величию, а, напротив, убедившись в их доброй воле и преданности и усмотревши начало этого в их службе, — наградит их с такой щедростью, которая может значительно превзойти требуемое ими жалованье, на славу себе и к их вящей выгоде. На это они снова отвечали мне и призывали Бога в свидетели, что все они охотно готовы служить его императорскому величеству, но что существуют важные причины, уже выслушанные мною, препятствующие им на этот раз предпринимать столь отдаленный поход. Тем не менее, чтобы его императорское величество мог убедиться в их покорнейшей преданности, они намерены немедленно отправить к нему своих послов, уполномоченных заключить с императором условие относительно их содержания, между тем они обещают сами позаботиться о приобретении лошадей и не оставаться в бездействии, но ради службы императора готовы отправиться в море и, если погода будет благоприятствовать, употребить все усилия к тому, чтобы напасть на Килию и Бабадаг, два знаменитые турецкие города, лежащие на Дунае выше его устья в Черное море, или же попытаются разрушить Перекоп, главный город крымских татар, отстоящий всего в 26 милях от Сичи по прямому пути, но если ехать морем, то расстояние несколько больше. На это я отвечал, что задуманный ими морской поход, при других обстоятельствах, мог бы считаться услугой, но так как он не соответствует планам и намерениям его императорского величества, то, по моему мнению, не может считаться за особую заслугу, тем более, что не преградит пути во владения императора татарам, которые уже переправились за Днепр и теперь находятся на пути в Венгрию, и не отвлечет части турецких сил. Между тем, эти два предмета и составляют собственно главную цель нашего посольства. Итак, я по-прежнему предложил от имени его императорского величества тотчас подняться, двинуться в Валахию, постараться настигнуть татар и преградить им путь в Венгрию; тогда им можно будет от границ Валахии снарядить посольство к императору для переговоров относительно их продовольствия. Без всякого сомнения его императорское величество, видя, что они не остаются в бездействии, а, напротив, служа ему, храбро действуют против неприятеля, тем с большей милостью и благосклонностью отнесется к их просьбе при переговорах.
Затем, когда асаулы (начальники, которых можно приравнять поручикам) обошли вокруг большое коло и все сказанное изложили прочим козакам, чернь снова отделилась, образовала особое коло и после новых совещаний опять выразила согласие громкими восклицаниями, сопровождавшимися бросанием шапок вверх. Когда мы вслед за тем вышли из кола, тотчас загремели войсковые барабаны и трубы, сделано было десять пушечных выстрелов, а ночью пущено еще несколько ракет. Но в тот же вечер некоторые беспокойные головы вместе с более зажиточными козаками, каковы, например, охотники или владельцы челнов, ходили из хаты в хату и смущали простой народ, указывая на отдаленность и опасность пути, предостерегали, убеждали пораздумать о том, что они намерены предпринять, чтобы не раскаиваться впоследствии. Они указывали на незначительность присланной козакам суммы, на которую невозможно продовольствовать, такое количество людей в таком далеком походе, тем более, что в числе их много людей бедных; затем спрашивали, куда они намерены употребить эти деньги — на покупку хлеба или на покупку лошадей, причем ставили на вид, будто его императорское величество может завлечь их далеко вглубь страны и затем, когда минует надобность, оставит их ни причем, особенно если они не имеют никакого определенного письменного обеспечения, скрепленного его печатью. Таким и подобными речами они так настроили простой народ, что те, собравшись снова в коло на утро следующего дня, 21 июня, пришли к совершенно противоположному заключению, а именно: что при столь неопределенных условиях они никак не могут и не хотят выступать в поход, тем более, что им неизвестно, действительно ли существуют обещанные деньги или нет, и от кого они могут быть получены, так как им не представлено никакой грамоты от его императорского величества, равно как и письменного удостоверения в том, что им действительно будут уплачены добавочные суммы и подарки. Наконец, они прислали в наше помещение нескольких козаков, чтобы сообщить нам такое решение. На это я отвечал, что им легко было бы убедиться в том, что эти деньги присланы действительно его императорским величеством и что я сам от себя не мог бы предложить им таких даров. Что, наконец, было бы безрассудно с моей стороны обнадеживать их в получении суммы, если бы она действительно не существовала, и тем накликать беду на свою голову. Напротив, они могут быть уверены в том, что получат эти деньги, как только согласятся на условия, предложенные нами от имени его императорского величества. Наконец, в подтверждение своих слов, я показал им также свою инструкцию, скрепленную императорской печатью. Когда же эти посланные возвратились в коло с моим ответом, а чернь, несмотря на это, продолжала упорствовать в своем решении, то вождь и некоторые из старшин, в особенности Лобода, прежний гетман, при котором Белгород был разрушен, всячески просили и уговаривали их хорошо обдумать, что они делают, и не отвергать милостивых предложений императора, которые они должны бы почитать за великое счастье. В противном случае они рискуют, по меньшей мере, подвергнуться всеобщему позору и посмеянию, если откажутся теперь от участия в таком похвальном предприятии, направленном против закоренелого врага христианства, и не пожелают выступить в поход несмотря на милостивое предложение, сделанное им столь могущественным монархом.
Но когда они и после всех этих доводов настаивали на прежнем решении, то вождь тут же среди кола в гневе отказался от своего достоинства и сложил свою должность, мотивируя отказ тем, что он не может и не хочет оставаться вождем людей, которые так мало дорожат своей славой, честью и добрым именем. После этого коло разошлось.
После обеда осаулы снова созвали в коло весь народ, иных даже загоняли туда киями. Прежде всего собрание просило Микошинского принять обратно начальство, что он и исполнил. Затем слышались разные странные речи о Хлопицком; говорили между прочим, что он своими ложными предложениями ввел в заблуждение не только его императорское величество, но и всех нас и их самих. Иные даже открыто выражали намерение бросить его в воду, чем привели его в большое замешательство.
По всему ходу дела легко можно понять, какую фальшивую роль играл Хлопицкий при дворе, а также и то, что он, почти по всем пунктам, сообщал его императорскому величеству ложные сведения. Ибо, во-первых, он выдавал себя за козацкого гетмана, каким в действительности никогда не был и даже не мог надеяться на этот титул, как это я понял из слов старшины. Во-вторых, он вовсе не был послан запорожским войском к его императорскому величеству, а только проживая незадолго перед тем в Киеве в среде козаков и толкуя по-своему слова некоторых из них о том, каким бы образом заявить о себе его императорскому величеству, он тотчас же подхватил эти слова и, без ведома их, отправился предложить императору их услуги, заметивши, что дело идет к войне с турками. Это рассказал нам сам Микошинский. В-третьих, он утверждал, что число козаков простиралось от 8 до 10 тысяч, что также неверно, ибо, спустившись к ним, я застал всего около трех тысяч человек. Правда, они могут, при желании, собрать еще несколько тысяч войска, если призовут к оружию всех тех козаков, приписанных к запорожской общине, которые проживают в различных городах и селах. В-четвертых, он утверждал, что они удовольствуются дарами его императорского величества и тотчас по получении их готовы будут двинуться, куда направит их его императорское величество, что также не оправдалось.
Так как Хлопицкий, по правде сказать, сроим самозванством сам подал повод к серьезным недоразумениям, которые можно было бы предотвратить, если бы он действовал прямо, то я неоднократно и в таких сильных словах выговаривал ему его лекомысленное поведение, что совсем смутил его и не раз заставил обливаться слезами и потом, выступавшим на лбу, так как он и сам хорошо сознавал, что не прав и видел ясно, что его жизнь в моих руках, и если бы я захотел, ему бы плохо пришлось.
Июня 23 дня козаки с утра собрались в коло и прислали к нам в квартиру нескольких депутатов, которые убеждали нас не думать, будто они не желают поступать в службу его императорского величества, но что главным препятствием к тому является хорошо известный нам самим недостаток лошадей; не будь этого обстоятельства, они знали бы, что делать. В ответ на это, я предложил составить и передать в коло те условия, какие мог бы заключить с ними, после чего они снова воротились в собрание передать товарищам мое предложение и затем разошлись. Между тем. я приказал написать свои условия, они с своей стороны тоже начали писать грамоту с обозначением тех условий, на которых они считают возможным на этот раз поступить в службу его императорского величества. А после обеда, собравшись снова в коло, они не захотели ждать, пока я предъявлю им свои пункты, и поспешили прислать ко мне нескольких из своей среды со своими письменными условиями, на которые требовали моего ответа; содержание их следующее:
Условия, переданные полным собранием запорожского войска послам римского императорского величества: во-первых, получивши прошедшей весной перед Светлой неделей письмо от римского императорского величества, пана нашего милостивого, присланное сюда за пороги через нашего товарища, пана Станислава Хлопицкого, мы, узнав от пленных, что в Белгороде собирается пешее и конное войско турецкого султана и что оно должно отсюда направиться в Венгрию, призвали на помощь всемогущего Бога и отправились туда же попытать счастья от имени его императорского величества; прошли всюду с огнем и мечом, положили на месте до 2 500 вооруженных людей и до 8 000 простого народа.
Во-вторых, когда вышеназванный товарищ наш Хлопицкий передал нам присланные его императорским величеством знамя и трубы, мы с благодарностью приняли столь важные клейноты и, получивши точные сведения о том, что крымский хан намеревался со всей своей силой переправиться через Днепр у Очакова, мы направились туда же вместе с своим начальником, желая воспрепятствовать их переправе. Но заставши там весьма значительные турецкие силы, как морские, так и сухопутные, мы боролись с ними, насколько позволяли наши слабые силы, дважды атаковали их, вступали в перестрелку и, благодаря Бога, увели одного знатного пленника.
В-третьих, мы обязываемся во все продолжение этой войны с турками всегда действовать против неприятеля с присланным от императора знаменем и трубами, преследовать врага на его земле и истреблять его земли огнем и мечом.
В-четвертых, по примеру наших предков — мы сами всегда и во всякое время готовы жертвовать жизнью за христианскую веру; не отказываемся делать это и впредь; но, зная хорошо вероломство язычников и молдаван, не решаемся отправляться в поход под таким важным клейнодом, как знамя его императорского величества, и в сопровождении ваших милостей, так как нам хорошо известно, что не мало честных людей и добрых христиан было изменнически предано молдавским господарем в руки язычников. В виду всего этого нам невозможно, за такую плату, предпринимать такой отдаленный поход при таком недостатке лошадей как для нас самих, так и под орудия.
В-пятых, мы желали бы послать к его императорскому величеству посольство, состоящее из пана Станислава Хлопицкого и двух других из наших товарищей с тем, чтобы они представили ему от нашего имени белгородского пленника и два янычарских значка, изложили бы все возникшие недоразумения и окончательно условились бы относительно нашего содержания.
В-шестых, между тем, до возвращения нашего посольства, мы намерены, с божьей помощью и в присутствии ваших милостей, вторгнуться в землю язычников, если возможно будет, до самого Перекопа, или куда направит нас воля Всемогущего и разрешит состояние погоды, и от имени его императорского величества истребить все огнем и мечом.
В-седьмых, если необходимость укажет, чтобы его императорское величество обратился письменно к его королевскому величеству и чинам Польши и исхлопотал нам свободный проход через их владения, мы надеемся, что в этом не будет отказано его императорским величеством.
В-восьмых, равным образом необходимо будет написать к великому князю московскому с просьбой прислать сюда отряд войск для того, чтобы мы могли соединенными силами идти навстречу неприятелю до самого Дуная, или куда укажет необходимость и могли бы померяться с ним.
Выслушав эти пункты, я опять вышел из кола, возвратился в свой шалаш и просидел в нем безвыходно весь этот день, но, убедившись в том, что они не намерены отступать от своих условий, на следующий день, 24 июня, послал в коло ответ на предъявленные мне условия.

Ответ на предъявленные козаками условия:
"Из переданных нам условий мы поняли, что ваши милости охотно готовы поступить на службу к его императорскому величеству, но по трем причинам находите невозможным выполнить это так, как предложено нами, а именно:
вследствие недостатка в лошадях;
вследствие того, что ваши милости не решаются в таком малом количестве вступать в пределы Молдавии, зная предательский и вероломный характер этого народа, и
что ваши милости не можете предпринять отдаленного похода при таком малом вознаграждении и неопределенных условиях.
Поэтому вы желаете послать господина Хлопицкого с двумя из своих товарищей к его императорскому величеству, уполномочив их заключить с императором договор относительно вашего содержания. Так как мы не можем дать на это вашим милостям удовлетворительного ответа, а между тем сами видим, что иного выхода быть не может, то нам приходится довольствоваться и этим. Но мы желаем также, вместе с вашими уполномоченными, послать кого-нибудь из среды нас к его императорскому величеству и предлагаем немного повременить с посольством до того времени, пока мы, с божьей помощью, благополучно возвратимся из счастливого похода на Перекоп, тогда мы могли бы явиться к его императорскому величеству с приятной вестью. Что же касается писем к королю и штатам польским, а также к великому князю московскому, то ваши милости могут включить эти пункты в инструкцию своим послам для представления его императорскому величеству, который всемилостивейше разрешит все это в желательном смысле. Наконец, мы считаем целесообразным, чтобы ваши милости, по возможности, скорее обратились к великому князю московскому с просьбой выслать предложенное им вспомогательное войско против турок с такой поспешностью, чтобы оно могло прибыть сюда до возвращения вашего посольства от его императорского величества.
Причины, по которым я не хотел разрывать сношений с козаками, а, напротив, считать полезным удержать их в службе его императорского величества, были следующие:
Предполагая, что начатая с турками война протянется не год и не два, я считал полезным привлечь на нашу сторону таких храбрых и предприимчивых людей, которые с юных лет упражняются в военном деле и превосходно изучили того врага, с которым почти ежедневно имеют дело, т. е. турок и татар.
Содержание этого войска обходится значительно дешевле, нежели наемных солдат других народностей, так как их начальники довольствуются общими паями, не требуя больших окладов (что составляет обыкновенно не малую сумму). При том же они имеют собственную артиллерию и многие из них умеют обращаться с орудиями, так что при них становится излишним нанимать и содержать особых пушкарей.
Так как великий князь московский также принял участие в этом деле и через своих послов приказал объявить козакам (которых он также считает своими подчиненными), что они могут вербоваться на службу его императорского величества, то я не решался прервать сношений с ними из опасения, чтобы великий князь не обиделся и не отказал в присылке обещанного вспомогательного войска, о котором говорил мне и его посол.
Я не мог подыскать другого места, где с таким удобством могло бы присоединиться к нам вспомогательное войско "великого князя, как именно здесь, откуда оно может быть направлено всюду, куда укажет необходимость.
Когда я увидел и даже отчасти не без серьезной опасности на опыте убедился в том, что эти переговоры с козаками противны планам канцлера [13],— я счел тем более необходимым продолжать поддерживать их, чтобы он не мог склонить их на свою сторону и тем самым подкрепить и усилить те вредные интриги, какими он занят был в то время (чего следовало опасаться).
var container = document.getElementById('nativeroll_video_cont'); if (container) { var parent = container.parentElement; if (parent) { const wrapper = document.createElement('div'); wrapper.classList.add('js-teasers-wrapper'); parent.insertBefore(wrapper, container.nextSibling); } }