ГЛАВА ВТОРАЯ
Перемешкивание козаков на Низу Днепра после князя Димитрия Вишневецкого.— Козацкие предводители: Бирута Мадский, Карпо, Андруш, Лесун, Белоус и Лях.— Нападения Козаков на проезжих турецко-татарских купцов. н русско-татарских гонцов.— Политическая уния 1569 года Литвы и Польши и положение всего козацкого сословия в новом государстве.— Меры польско-литовского правительства против козаков и назначение над ними особого правительственного начальника "старшого", Яна Бадовского.—Походы Сверчовского в Молдавию в помощь господарю Ивоне против турок и действия низовых козаков.— Кошевые атаманы низовых козаков Фока Покотило и Самойло Кошка-— Гетман Богдан Ружинский.— Походы его с козаками в крымские владения и к берегам Малой Азии; взятие им города Трапезонта и гибель при взрыве крепости Аслана.— Походы Ивана Подковы с козаками и их предводителем в Молдавию.— Успех Подковы и гибель его.—Преемник Подковы Александр и действия, низовых козаков.— Меры Стефана Батория против казаков.

Путь, намеченный князем Димитрием Вишневецким, но оставленный им вследствие бессилия своего в борьбе с татарами, не был, однако, забыт козаками, и в 1568 году они снова очутились на Низу и с этих пор стали здесь "перемешкивать", т. е. проживать и промышлять там: "Подданнымъ нашимъ, тЪмъ козакамъ, которые, съЪхавъ изъ замковъ и украинскихъ городовъ нашихъ безъ позволенія и вЪдома нашего господарского и старостъ нашихъ украйныхъ, на Низу, на ДнЪпрЪ, в полЪ и на иныхъ входахъ перемЪшкиваютъ. Мы имЪемъ извЪстіе, что вы на тЪхъ поименованныхъ мЪстахъ, живя своевольно у разныхъ входовъ, подданиымъ царя турецкаго, чабанам [1] и татарам царя перекопскаго, дЪлая набЪги на ихъ улусы и кочевища, большЪя шкоды и разоренія чините и тЪмъ границы государства нашего отъ вепріятеля въ опасность приводите" [2].
Перемешкивая в полях и на Низу Днепра, козаки все еще, однако, считают Низ лишь временным своим местопребыванием и по истечении известного срока снова возвращаются в украинские города. Отсюда можно думать, что в это время на Низу не было еще ни Сичи, ни особого товарищества, ни отдельных старшин.
После смерти князя Димитрия Вишневецкого козаки довольствуются тем, что нападают на проезжих торговцев и разных гонцов, грабят и разбивают их. Так, одна часть козаков в это время действовала под начальством каких-то атаманов Карпа, Андруша, Лесуна и Белоуса, ниже города Черкасс; она нападала там на турецкие и татарские караваны, ходившие с товарами в Москву, а также на крымских гонцов, ездивших от хана к польскому королю, и на украинских солепромышленников, спускавшихся из малороссийских городов в турецкий город Кочубеев, теперешний город Одессу. Другая часть козаков, под предводительством атамана Андрея Ляха, спустилась к речке Самаре, впадающей в Днепр выше Кодацкого порога, и тут делала нападения на русских и крымских гонцов, а также на турецких и армянских купцов, по обыкновению ездивших с послами в Москву и обратно в Крым. В это именно время козаки переняли московского гонца Змеева и какого-то безызвестного крымского посланца с несколькими купцами, тридцать человек купцов убили, а троим за то, что они покупали в Москве литовских пленников, руки отрубили [3].
В это же время, 1568 года января 18 дня, козаки, по словам малороссийского летописца, под предводительством славного наездника и сильного воина Бирули Мадского, впервые сделали сильное нападение на московское войско [4]. Очевидно, малороссийский летописец разумеет здесь действие козаков во время Ливонской войны Польши с Россией при царе Иване Грозном. Но сколько известно из других источников, в самом начале 1568 года козаки участвовали вместе с поляками и гетманом Ходкевичем в осаде московской крепости Улы. Они наняты были для этой войны самим гетманом, но, по его же собственным словам, дошли только до рва крепости и потом бежали от нее. Впрочем, также точно вели себя в это время и сами поляки [5]. О действиях в других местах козаков этого времени ничего неизвестно.
Через год после этого в Литве и Польше произошло событие, которое имело огромное значение для развития южнорусского козачества вообще и запорожского в частности. Это событие — так называемая политическая уния, т. е. соединение двух государств в одно, Литвы и Польши, происшедшее в 1569 году, при короле Сигизмунде-Августе. По этой унии к Польше, вместе е Литвой, была присоединена и Украйна на правах свободной страны со свободным населением: "яко вольные до вольных и ровные до ровных люди". Так сказано было на бумаге, но не так вышло на деле. Поступая под власть Речи Посполитой, украинское население нашло здесь вместо "золотой" свободы "неключимое" рабство. Дело касалось прежде всего козацкого сословия.
Малороссийское козачество оказывалось в государстве Речи Посполитой совсем лишним сословием. Дело в том, что в Польше того времени существовало лишь три сословия — шляхетское, мещанское и хлопское; первое сословие было дворянское, второе — промысловое и ремесленное, третье — крепостное или хлопское; ни к одному из этих сословий нельзя было приравнять козаков, так как дворяне их не приняли, а от мещан и хлопов они сами отказались [6]. Оставалось козаков поставить особо, но так как определенной организации у них не было, и только отправляясь в поход, они выбирали себе предводителей, возвращаясь же назад поступали под ведение старост, то между старостами и козаками происходили постоянные ссоры и тяжбы: старосты гнули козаков под свой "регимент", козаки жаловались на великие утеснения и кривды со стороны старост. Тогда правительство сделало первые попытки упорядочить козацкое сословие и с тем вместе прибрать его к своим рукам. С этой целью объявлено было, через коронного гетмана Юрия Язловецкого, о выдаче козакам жалованья из королевского скарба и тут же сделана была попытка привлечь козаков к юрисдикции коронного гетмана: низовые козаки должны были признать над собой власть гетмана и подчиниться суду и управе особого королевского чиновника, который должен носить название козацкого старшего. Таким старшим и вместе с тем судьей был впервые объявлен, в 1572 году, белоцерковский шляхтич Ян Бадовскнй: "Находя годнымъ на то дЪло, — пишется в универсале короля Сигизмунда-Августа, июня 5-го дня 1572 года,— пана шляхтича Яна Бадовскаго, съ давняго времени служившаго вЪрно и усердно господарю своему (королю), гетманъ коронный Юрій Язловецкій назначилъ его старшимъ и судьей надъ всЪми низовыми козаками съ тЪмъ, чтобы онъ каждому, кто будетъ имЪть дЪло до козаковъ и кто придеть съ Низу до замковъ и городовъ нашихъ чинилъ бы надъ нимъ по справедливости" [7].
Козаки ясно видели, куда направлены были цели правительства Речи Посполитой, и потому, желая сохранить свою независимость, волей-неволей брались за оружие и тем постепенно сплачивались в сильную и оригинальную общину, мало-по-малу росли в своем развитии и через то находили в самих себе силы для борьбы внутри и во вне государства.
Но Люблинская уния коснулась и крестьянского населения южной Руси. Крестьянское население, очутившись во власти Польши, стало испытывать все неудобства применения на нем новых государственных и общественных порядков. Через эти порядки оно лишалось личной свободы вследствие широкого произвола, каким пользовалось в Польше привиллегированное сословие в ущерб непривиллегированному, и последовательно ограничивалось в земельных правах. Не имея средств спасти личную свободу и удержать за собой земельные права, крестьянское население выходило из своего положения и стало стремиться в ряды козачества, чем значительно усилило это сословие.
Поняв намерение правительства и усилившись крестьянским населением, козаки уже с этого времени почувствовали в себе большую силу, и польско-литовские короли, став впервые лицом к лицу с ними, оказались бессильными в своих мерах для того, чтобы сделать их послушными своей воле. Впрочем, в этом случае много значило и то обстоятельство, что правительство Речи Посполитой, приняв козаков в числе других сословий Украины, уже на первых порах стало в противоречие с самим собою. В этом отношении оно поступало смотря по видам своей политики и обстоятельствам дела: видя в действиях козаков в одно и то же время и пользу и вред для Польши, оно в первом случае давало полную волю им, во втором случае или старалось отвлечь в другую сторону, или грозило истребить его в самом основании [8].
В этом противоречии самому себе состояла и дальнейшая политика польско-литовского правительства в отношении козаков: когда они были нужны королям, то призывались на сцену и поощрялись в их набегах на татар и турок, когда не были нужны, объявлялись врагами отечества и всячески стеснялись в их действиях.
Но эти то поощрительные призывы, то запретительные постановления только разжигали страсти козаков, увеличивала их численность и заставляли многих бежать из городов Украйны на низовья Днепра. Сами поляки, часто непризнававшие королевского авторитета и действовавшие на собственный страх в делах войны и мира с соседями, также в значительной мере способствовали усилению козаков. Так, в 1574 году, т. е. через два года после назначения особого "старшого" над козаками, польские шляхтичи, под предводительством Сверчовского, родом поляка из мазовецкого воеводства, ходили походом в Молдавию в помощь господарю Ивоне во время его борьбы с турками.
По словам современника события, Леонарда Горецкого, это дело произошло следующим образом.
В небольшом молдавском государстве возгорелась борьба между двумя претендентами за обладание молдавской короны, молдавским господарем Ивоней и братом волошского господаря Петром или Петриллою. Получив отказ от польского короля Генриха в вспоможении против Петра, поддерживаемого турецким султаном Селимом, Ивоня обратился к полякам и на его зов явился, в 1574 году, предводитель Сверчовский, составивший около себя милицию, самопроизвольно собравшуюся в поход без ведома своего правительства и потому именно названную польскими историками именем "козаков". Эти "козаки" все до единого были поляки и ничего общего не имели с козаками низовыми или запорожскими, принимавшими лишь косвенное участие в действиях Сверчовского и его сподвижников. Вместе с господарем Ивонею "козаки" Сверчовского были при взятии крепости Браилова, при поражении отдельного отряда турецкого не доходя Браилова, при взятии крепости Тягана (Бендер), при поражении турок под Аккерманом, при осаде крепости Тейницы; участвовали в решительной битве июня 9-го дня у реки Дуная и вместе с Ивонею отступали от берегов ее. После трагической кончины Ивони польские "козаки" частью были перебиты, частью взяты в плен; в числе последних был и Сверчовский [9]. Собственно низовые козаки во время подвигов Сверчовского и его товарищей, по указанию Мацеевского, делали то, что разгуливали под начальством атамана Фоки Покотила на лодках по Черному морю и тревожили турок, не давая им возможности всеми силами ударить на Молдавию [10].
Около этого же времени по Черному морю плавал козацкий атаман Самойло Кошка [11], называемый иначе Кушкой и Косткой [12]. Но этот Кошка попался в плен к туркам и находился на турецкой галере около 25 лет, как полагают до 1599 года [13].
В это время козаки представляли из себя уже довольно значительную силу, страшную татарам и туркам, жадную к добыче и подвигам, жившую большей частью в низовьях Днепра, по его островам. Польский летописец XVI века Мартин Бельский описывает жизнь козаков этого времени в следующих подробностях.
"Эти посполитые люди обыкновенно занимаются на Низу Днепра ловлею рыбы, которую там же, без соли, сушат на солнце и тем питаются в течение лета, а на зиму расходятся в ближайшие города, как-то: Киев, Черкассы и другие, спрятавши предварительно на каком-нибудь днепровском острове, в укромном месте, свои лодки и оставивши там несколько сот человек на курене, или, как они говорят, на стрельбе. Они имеют и свои пушки, частью захваченные ими в турецких замках, частью отнятые у татар. Прежде не было так много козаков, но теперь их набралось до несколька тысяч человек; особенно много их увеличилось в последнее время. Они причиняют очень часто большую беду татарам и туркам и уже несколько раз разрушали ("burzyll") Очаков, Тягинку, Белгород и другие замки, а в полях не мало брали добычи, так что теперь и турки и татары опасаются далеко выгонять овец и рогатый скот на пастбище, как они прежде пасли, также не пасут они скота нигде и по той (левой) стороне Днепра на расстоянии десяти миль от берега. Козаки нас наибольше ссорят с турками; сами татары говорят, что если бы не козаки, то мы могли бы хорошо с ними жить; но только татарам верить не следует: хорошо было бы, чтобы козаки были, но нужно, чтобы они находились под начальством и получали жалованье; пусть бы они жили на мысах и на днепровских островах, которых там так много и из которых некоторые столь неприступны, что если бы там засело несколько сот человек, то самое большое войско ничего бы с ними не сделало. В числе этих островов есть остров, который козаки называют островом Кохания [14]; лежит он между порогами, на расстоянии 40 миль от Киева, занимая несколько миль в длину. Если татары замечают, что на этом острове сторожат козаки, то не так смело переправляются на нашу сторону, потому что с этого острова можно препятствовать переправе татарского войска через Кременецкий и Кучманский броды [15], которыми оно обыкновенно к нам переправляется. Недалеко от этого острова есть другой, называемый Хортицей, тот самый, на котором перед этим Вишневецкий мил и татарам очень вредил, так что они не смели через то так часто к нам вторгаться; несколько ниже этого острова в Днепр впадает река Тысменица, на 44 мили от Киева [16]. Есть и третий такой остров, который называется Томаковка, на котором больше всего проживают ("mieszkiwaia") низовые козаки, так как он служит для них самым крепким замком; против него впадают в Днепр две реки Тысмен и Фесын, вытекающие из Черного леса [17]. Есть там не мало и других меньших островов, и если бы на них построить замки и осадить население, то татары не посмели бы так часто врываться к нам, но мы почему-то нашли лучшим защищаться от них у Самбора. Водою также им (козакам) ничего нельзя было бы сделать, потому что с моря никакие галеры и боты не могут пройти в Днепр по причине порогов, которым сам Господь Бог определил там быть, и если бы не это обстоятельство, то турки давно бы навестили этот край (nawiedzili); козаки же так свыклись с этой местностью, что проходят пороги в своих кожаных лодках, которые они называют чайками и на которых спускаются вниз и встаскивают против течения на веревках вверх. В таких самих лодках Русь в прежнее время причиняла вред греческому императору, подплывая иногда к самому Константинополю, как о том пишет греческий историк Зонара. Пожалуй, и теперь козаки так поступили бы, если бы их было много. Потому-то турки и хотят, чтобы этот край оставался пустым и незаселенным, через что они могли бы безопасно оставаться в Царьграде. Был в этих краях раньше, в Белограде, большой порт, из которого до самого Кипра пшеницу с Подолии возили; теперь через тот город, сухим путем на Очаков к Москве ходят только караваны. Из Белограда пролегает широкая дорога, на которой козаки часто турецких купцов разбивают и, если хотят добыть языка, то добывают его скорее всего именно там. Если бы мы захотели привести в порядок козаков, то это легко можно было бы сделать, — нужно принять их на жалованье и построить города и замки по самому Днепру и по его притокам, что весьма легко сделать, так как и дерева, и леса на островах имеются весьма достаточно, — было бы лишь к тому желание; об этом очень мудро говорил Ян Орышовский, который долгое время был у козаков гетманом и очень хорошо изучил те места; он взялся бы за это дело и выполнил бы его непременно" [18].
На основании высказанного желания Вольским о необходимости построения на Низу Днепра постоянной крепости против татар, следует думать, что и в это время, т. е. в 1574 году, все еще не было постоянной Сичи на Днепре, и козаки только временно "мешкали" на острове Томаковке, хотя уже и закладывали основание для постоянного существования своей столицы.
В 1575 году козаки предприняли поход на Крым. На этот раз ими предводительствовал князь Богдан Михайлович Ружинский, родом из Ружина, Владимирского повЪта, славный потомок Гедимина, литовского великого князя [19], "муж сердца великого" (maz serza wielkiego), как называет его Папроцкий, популярнейший вождь между козаками, известный у них и у некоторых из польских историков под простым прозвищем Богданка. "Презрел он богатства и возлюбил славу защиты границ. Оставив временные земные блага, претерпевая голод и нужду, стоит он, как мужественный лев, и жаждет лишь кровавой беседы с неверными". Так характеризует князя Богдана Ружинского польский геральдик Папроцкий в своем сочинении "Panosza to iest Wyslawie panow ruskich". Князь Богдан Ружинский [20] сделался известным сперва как начальник польской козацкой милиции, охранявшей границы польской республики. Увидев общность интересов как пограничных, так и низовых козаков, Богдан Ружинский перешел к низовым козакам, и тут имя его, как смелого и мужественного вождя, скоро сделалось известным и в далекой Москве: "Из Москвы государь прислал на Днепр, к голове, князю Богдану Ружинскому и ко всем козакам днепровским с великим своим жалованьем и с приказом к ним. Если вам надобно в прибавку козаков, то я к вам пришлю их, сколько надобно, и селитру пришлю и запас всякий, а вы должны идти весною непременно на крымские улусы и на Козлов. Голова и козаки взялись государю крепко служить и очень обрадовались государской милости. Хан, услыхав эти вести, созвал на совет князей и мурз и стал говорить: "Если козаки придут, то они прежде всего возьмут Белград да Очаков, а мы у них за хребтом, но князьям и мурзы отвечали на это: Если придет много людей на судах, то города не остановят их; ведь козак — собака: когда на них приходят турецкие стрельцы и на кораблях, то они и тут их побивают и корабли берут" [21].
Богданко воспользовался случаем, когда татары, в октябре месяце 1575 года, по повелению султана Амурата, мстившего Польше за помощь Сверчовского Ивоне, бросились, в числе 11000 человек "на Русь", произвели в ней страшные пожары, захватили множество христиан в плен и погнали их на переправу к Днестру [22]. С отборной дружиной неустрашимых козаков Богданко ворвался в татарские владенья за Перекоп, опустошил страну огнем и мечом, освободил много христианских пленников из неволи, а пойманных туземцев предал лютейшей казни: козаки Богданка мужчинам выкалывали глаза, женщинам резали груди, детей безжалостно убивали [23]. После похода на Крым Богданко с низовыми козаками пустился в открытое море и, приставая к берегам Малой Азии, брал турецкие города и истреблял в них жителей. Так, он взял Трапезонт и вырубил его население, потом овладел Синопом и разрушил его до основания, после чего подходил даже к Константинополю и "взялъ подъ нимъ многія корысти" [24]. Ровно через сто лет после этого запорожские козаки вспоминали о славных походах Богданка и грозили повторить снова подобвые походы на Крым [25]. Возвратившись с моря, Богданко а 1575 году предпринял поход на турецкую крепость Аслам-город, построенную турками для преграждения выхода козакам в устье Днепра и в Черное море, и обрушился на нее с такой силой, что от нее не осталось и следов никаких, зато тут же, во время штурма замка сам погиб при взрыве крепости подкопом на воздух [26]. О причине такого фанатического озлобления Богданка против мусульман ни польские, ни малорусские историки не говорят,— говорит лишь народная дума о Богданке, указывая на пленение татарами жены и убиение матери его:
"Ой Богдане, запорожскій гетьмане,
Та чему ж те ходиш в чорнім оксамиті?" [27]
"Гей, були ж у мене гості, гості татарове,
Одну нічку ночували;
Стару неньку зарубали
А миленьку coбі взяли" [28].
Все изложенные действия козаков произошли в тот период времени польской истории, который носит название "междуцарствия" (1574—1576), когда из Польши бежал Генрих Анжуйский и, вместо него потом, выбран был король Стефан Баторий (1576—1586), даровитый вождь, политик и администратор своего Бремени.
Приняв в свои руки управление Речи Посполнтой, Стефан Баторий между другими вопросами внутренней политики встретился и с вопросом о козаках. Но при всех своих административных и государственных способностях Баторий не придумал в этом вопросе ничего нового против своих предшественников, и его отношения к козакам противоречат одно другому: то он грозит в конец истребить козаков за их набеги на турецко-татарские владения, то дает им полное право на существование, отказываясь перед турками тем, что козаки не зависят от его власти и состоят из сброда людей всевозможных народностей. Очевидно, Баторий действовал в этом случае, как и его предшественники, применительно к общему течению политических дел.
Тот час по вступлении на польский престол Стефан Баторий должен был вести борьбу с жителями города Гданска (Данцига), который не хотели признать Батория своим королем и желали вместо него видеть на польском престоле австрийского императора Максимилиана. Тогда Баторий весной 1577 года открыл войну с гданщанами, и против них действовал Ян Зборовский с поляками и козаками. Козаки и поляки поразили, гданщан под Тщевом [29], при чем 4527 из них убили, 1000 человек полонили, шесть штук знамен с собой взяли и, кроме того, большую добычу получили [30].
Одобряя действия козаков под Гданском, Стефан Баторий совсем иначе отнесся к ним за поход в Молдавию. Поход в Молдавию козаков при Стефане Баторие связан был с предприятием некоего Ивана Подковы. По словам польского летописца Мартина Бельского, жившего в XVI веке, это произошло таким образом.
Между запорожскими казаками жил некто Иван Подкова [31], по одним двоюродный брат погибшего в борьбе с Петром Ивони, по другим, простой холоп [32]. Узнав об этом, волохи в конце ноября месяца 1577 года отправили к Подкове, секретно, своих посланцев, и через них просили его приехать к ним в качестве наследного владетеля Молдавии и взять в собственные руки "батьковщину", доставшуюся ему от брата его Ивони. При этом волохи, через тех же посланцев, жаловались на своего господаря Петра за его невыносимые кривды и за тесную связь с турками, к которым он питал особенное благоволение и многих из них держал при своем дворе. Подкова благодарил послов за оказанную ему честь, однако согласился на предложение не сразу, а попросил сперва у них же самих совета, каким бы путем ему исполнить их просьбу. Послы возвратились назад и скоро после этого Подкове присланы были два письма, со множеством печатей знатнейших волошских бояр, одно для передачи киевскому воеводе князю Константину Острожскому, а другое для передачи барскому старосте. В этих письмах бояре усиленно просили воевод дать Подкове помощь дойти лишь до Днепра, а далее они будут сами ждать его в известный день со своим войском. Взяв эти письма, Подкова приехал с ними в город Бар и, вручив их старосте, вступил с ним в тайную беседу. Во время этой беседы староста откровенно объявил Подкове, что он рад был бы помочь ему и ничего ему не стоило бы это сделать, но, в виду существующего между Польшей и Турцией мира, решиться на это, без согласия и приказа короля, не может; зато обещает просить о том, через письмо, короля, а тем временем советует Подкове погостить где-нибудь в другом месте, так как, проживая в Баре, он мог бы выдать себя и тем поднять тревогу во всей волошской земле. Подкова поблагодарил за все старосту и уехал от него прочь. Скоро об этом узнал некто Станислав Копыцкий, один из пограничных панов, который только что вернулся с поля в Бар; он явился к Подкове, поздравил его с неожиданным счастьем и вызвался помогать ему, по мере возможности, в его деле. Подкова усердно благодарил Копыцкого и просил его исполнить выраженные обещания на самом деле, за что в свою очередь обещал щедро наградить его в том случае, если Господь Бог позволит сесть ему в отчизне на престол, куда призывают его подданные его. Тогда Копыцкий, пользуясь расположением у козаков, с которыми он пробыл около 20 лет, отправился к ним со всеми своими деньгами, собранными им на службе, и раздал их между козаками. Копыцкому во всем помогал один волошанин Чапа, который женился в Брацлавскои волости и через то проживал в ней. Благодаря стараниям Копыцкого и Чапы, возле них собралось 330 человек козаков единого отборного народа, над которыми гетманом был некто Шах. Явившись к Подкове, козаки ворвались в волошскую землю; но, услышав о том, что волошский воевода Петр выступил против них с большой силой и со многими орудиями, каких у них самих не было, повернули, запасшись живностью, назад, решив попытать счастья в другой раз. Тем временем волошский господар Петр, узнав о происшедшем, послал турецкого чауша к галицкому каштеляну, возвращавшемуся к этому времени от турецкого султана, после заключения мирного союза, с жалобой на то, что, вопреки условиям мира и союза, козаки снова опустошают султанские владения и добиваются посадить на волошском господарстве некоего Подкову. Господарь требовал от галицкого каштеляна написать польскому королю письмо о том, чтобы он поскорее помешал этому, изловил и наказал по закону Подкову, а над всеми козаками учинил бы расправу, в противном случае грозил гневом и немилостью турецкого султана. Все это каштелян галицкий досконально вылил королю. Короля это очень обеспокоило, и он немедленно послал своего коморника с письмами к коронному гетману, а также к некоторым русским панам, чтобы они постарались поймать Подкову и всех сообщников его. После этого гетман выслал три роты, над которыми поставил старшим своего слугу Боболецкого. Боболецкий направился в город Немиров, где находился раньше того Подкова, и действительно застал его в Немирове. Но Подкова вовремя узнал об этом и выехал из города, имея при себе 50 человек пеших козаков с рушницами. Достигши какого-то брода, Подкова стал в воде коням по брюхо и выставил впереди себя стрельцов. Когда Боболецкий подъехал к броду и заметил, на сколько Подкова выбрал трудное для стычки место, то, повернув назад, поехал в Немиров. Вслед за ним, в тот же Немиров, поехал и Подкова. Боболецкий в замок, а Подкова тайно прямо в город. Прибыв в Немиров, Боболецкий потребовал у начальника той части города, где скрылся Подкова, выдачи его, но получил от начальника города ответ: "Выдать тебе я его не могу, но и не защищаю его; возьми его сам, если сможешь". Тогда Боболецкий удалился прочь, ничего не сделав с Подковой. После этого коронный гетман донес королю, что настигнул Подкову в Немирове, но наместник брацлавского воеводы (Ян Збаражский) отказался его выдать. Король немедленно послал своего коморника к воеводе с приказанием выдать Подкову. Но пока королевский коморник приехал в Немиров, Подкова уже успел собраться и сделать набег на волошскую землю. На помощь к нему явился гетман Шах, который взял с собой 600 человек козаков, а 400 человек оставил на Низу: он вышел на шлях, называемый Пробитым, и приветствовал Подкову как волошского господаря, приказав бить перед ним в кожаные бубны. Козаки провели Подкову до Сорок, где чернь принимала его как своего господаря. Между тем молдавский господарь Петр, узнав о всем случившемся, стал готовиться к бою против Подковы, и когда козаки подошли к Яссам, то Петр выстроил значительное войско, поставив на переднем фланге своей рати турок, числом до 500 человек, вооруженных стрельбами. Это обстоятельство тотчас же заметили козаки и выстроились так, что вражеские выстрелы не причиняли им никакого вреда. Тут кто-то пустил молву, будто между козаками был человек, который умел заговарить ружейные пули; в действительности же это происходило от того, что когда враги подносили к орудиям фитили, то козаки, заметив дымок, тотчас же падали на землю и таким образом делались неуязвимы от выстрелов. Турки, полагая, что козаки побиты, ринулись на них целой массой, но те, сорвавшись с мест, бросились на них со всей силой и встретили врагов таким сильным огнем из рушниц, от которого у неприятелей тот же час пало 300 коней, а остальные разбежались по строкам. Потерпев первое поражение, господарь Петр, вместо того, чтобы приказать своим людям идти в атаку, велел им отступать и, не возвращаясь в Яссы, повернул к низовым землям брата своего, мультанского господаря, а оттуда отправил послов к турецкому султану с жалобой на козаков, подданных польского короля, за то, что они вытеснили его из его собственных владений и передали их другому. На такую жалобу турецкий султан отвечал господарю так: "Я считаю тебя моим подданным и посадил тебя для того, чтобы ты служил мне там, где бы я ни приказал, а ты вместо того требуешь от меня службы; теперь я приказываю тебе выгнать негодного человека, и если ты этого не сделаешь, то я сниму тебе голову, а вместо тебя посажу другого господаря". Тем временем Шах с козаками благополучно и без урона возвел Подкову на волошское господарство. Козаки въехали в город Яссы накануне праздника св. Андрея 1577 года, и Подкова тотчас же выпустил на волю всех пленников, бывших в городе, без выкупа. Между ними был некто Боки, шляхтич из Волыни, проданный туркам татарами; на гербе его значился белый топор на красном фоне, а сверху желтый крест. Потом Подкова стал раздавать важнейшие должности своим сподвижникам; Шаху поручил весь волошский народ; Чапе — маршальство, начальство над войсками и управление двором, Копыцкому дал Хотинское буркалабство. После же всего этого он отправил к турецкому султану посла за господарским знаменем, но посла его перехватили в дороге и не допустили дойти до султана. Между тем прежний господар, Петр, собрал большое войско и двинулся к Яссам. Когда козаки прослышали об этом, то посоветовали Подкове не ожидать неприятеля в замке, а выступить ему на встречу. Подкова послушался совета козаков, и когда Петр был недалеко от Ясс, то Подкова, с козаками и волошским народом, выступил против Петра и выстроил вперед козаков, желая, чтобы они первые выступили на бой; но козаки, не доверяя волохам, не сагласились на то. Тогда Шах поставил на стороже несколько человек козаков, чтобы они сами убедились в бесхитростном отношении к ним волохов: он велел погнать вперед войска стада лошадей и рогатого скота, желая тем сбить неприятельских пехотинцев с места, а впереди стад допустил выйти турецким отрядам. Все это так и случилось, и турки так долго гарцовали в виду войск Подковы, что козаки стали терять терпенье и начали сами стремиться к бою. Но Шах, желая, чтобы турки еще ближе подъехали, несколько задержался. Только тогда, когда турки уже были атакованы, Шах велел направить на них ручную стрельбу. Результатом этой битвы было то, что одна часть войска Петра осталась побитой, а другая обратилась в тыл. Козаки, воспользовавшись этим, принялись стрелять скот, выставленный Подковой; скот же, повернув назад начал давить оставшееся в живых войско Петра. Стоявшие на правой руке Подкова и на левой Шах скоро заметили это и разом ударили на своих врагов; они с такой силой били и секли растерявшихся неприятелей, что очень большое число их положили на месте; сам господарь едва успел, с остатками войска, спастись бегством. Несмотря на такой исход битвы. Подкова, однако, очень сомневался на счет того, сможет-ли он удержать за собой молдавские владения, тем более, что он получил известия о том, что к Петру шла немалая помощь от семиградского господаря, брата короля Стефана Батория, Христофора Батория, и это делалось по распоряжению самого короля, который был большим другом Петра и желал, чтобы за ним осталось молдавское господарство. Оттого Подкова выехал вовремя из Ясс, захватив предварительно в нем 14 орудий, самые ценные вещи и большой запас провизии. Старый Хотинский буркалаб, которого Копыцкий выгнал из Хотина и который проживал по эту сторону Днепра, в имении Якубы Струся, узнав о том, что Подкова идет из Ясс, выехал тайком из своего убежища, внезапно схватил Копыцкого и отдал его своим стражам, а потом, вместе с ним, поехал к своему господарю, но тут натолкнулся на козаков, которых выслал Подкова на встречу Копыцкому, чтобы ему было безопаснее ехать из Хотина. Козаки тотчас отняли у буркалаба Копыцкого, самого буркалаба рассекли на части, не пощадили никого и из людей, бывших с ним. Приближаясь к Сорокам, Подкова раздумывал, как бы ему направиться на низовье Днепра: полем ехать он опасался больших снегов, а мимо Немирова боялся гетмана и воеводы брацлавского, которые, по приказу короля, усердно старались его поймать. Против Подковы вышел гетман, но видя, что у него очень мало народа, не хотел на него нападать, рассуждая так, что он и без пролития крови возьмет его в свои руки, брацлавский воевода Ян Збаражский, будучи в Немирове, пригласил к себе нескольких человек козаков вместе с их гетманом Шахом. Тут воевода объявил ии о том, сколько он имел неприятностей от короля, не чувствуя себя ни в чем виноватым перед ним, из-за Ивана Подковы, которого козаки вели на молдавское господарство и тем дали повод турецкому султану нарушить мир. Воевода советовал козакам посерьезнее отнестись к этому делу и не гневить короля, а Подкове рекомендовал ехать к королю и оправдать свой поступок, заверяя его, что такого рыцаря, как Подкова, король примет вполне милостиво. Воевода вызвался даже свести Подкову к коронному гетману, а гетман сведет его к королю. Козаки передали эти слова Подкове, и Подкова охотно принял предложение и отправился с воеводой к гетману, подарив первому 12 орудий, второму — 2 орудия. Гетман отослал Подкову в Варшаву, но король принял его неблагосклонно и велел посадить в тюрьму, надеть на него оковы и приставить сильную стражу. Узнав об этом, турецкий султан послал к Баторию своего чауша и через него стал требовать выдачи ему Подковы; Стефан Баторий и хотя не исполнял требования султана, однако, в угоду ему, велел Подкове отрубить голову, что и было исполнено в городе Львове в 1578 году. Польский король делал в это время приготовления к войне с русским царем и потому находил нужным обеспечить себя со стороны турок, для чего и казнил Ивана Подкову.
"УЪзжая изъ Варшавы въ Рову въ Мазовіи, король приказалъ привести туда Подкову, бывшаго князя Валахіи, и содержать его тамъ подъ стражею; отсюда его привели во Львовъ, куда прибыли чаушъ и посланникъ валашскій, поднесшій королю 50 быковъ, нЪсколько бочекъ вина и превосходныхъ лошадей. Оба посла требовали головы Подковы, Въ понедЪльникъ, 16 іюня, рано утромъ король выЪхалъ изъ города, отправляясь будто-бы на охоту. Перед отъЪздомъ онъ отпустилъ изъ предосторожности чауша и приказалъ вооружить горожанъ и затворить городскія ворота; ибо ему внушалъ подозрЪніе необыкновенный наплывъ вооруженнаго народа, пришедшаго видЪть Подкову. По отъЪздЪ короля и по принятіи всЪхъ мЪръ предосторожности, около 14 часа былъ приведенъ несчастный князь (Подкова) съ свободными руками, по особой милости, дарованной ему по прочтеніи смертнаго приговора. Прошедшись два раза по месту казни, поглаживая бороду, посматривая на народъ, безъ боязни смерти. Подкова просилъ народъ утихнуть и, когда водворилось спокойствіе, обратился къ нему съ следующею рЪчью: "Господа поляки, я приведенъ на казнь, и не знаю за что, ибо не вЪдаю за собой никакой вины, заслуживающей такого наказанія. Знаю только одно, что я всегда сражался храбро и почтенно противъ враговъ христіанскаго имени и всегда старался о выгодахъ и пользЪ для отечества нашего; быть оплотомъ противъ невЪрныхъ было постоянно моею мыслью, удержать ихъ въ границахъ ихъ и не дозволить имъ переправляться черезъ Дунай; но не могъ привести въ исполнеше своей задуманной мысли, Богъ вЪдаетъ по какой причинЪ, преимущественно-же по винЪ того, довЪрившись коему, я пришелъ сюда [1]; но надЪюсь на Бога, что онъ казнитъ измЪнника за невинную мою кровь. Знаю одно только, что я долженъ умереть отъ руки палача, ибо такъ приказалъ поганый песъ турокъ вашему королю, своему слугЪ, а король вашъ - палачу. Смерть мнЪ ни по чемъ. Но памятуйте, что не пройдетъ много времени, и вы не избЪжите моен участи и, по волЪ этого поганаго пса, будутъ отправлены въ Константинополь ваши имущества, ваши головы и головы вашихъ королей" Помолчавъ немного, онъ сталъ просить, чтобы не причинили никакого зла восьми его слугамъ и товарищамъ, всегда храбро сражавшимся за республику, и дозволили имъ похор